Гадкий утёнок
23.11.2017
3349 просмотров
Портал ПМД74

Автор: Артём Перлик

Один мой товарищ — человек грустный, одинокий и совершенно не уверенный в том, что из него может выйти что-то хорошее. С детства родители внушали ему мысль о его абсолютной никчемности, и это преследует его всю жизнь (а ему уже 25 лет). Однажды я спросил его, какую сказку он любит больше всего, и он тотчас назвал андерсеновского «Гадкого утёнка», а глаза его засветились. В чём же секрет воздействия этой сказки на его грустную душу? Вспомним сюжет, которому в этом году исполнилось 175 лет.

На птичьем дворе в гнездо обычной утки кто-то подложил необычное яйцо, а того птенца, который вылупился оттуда, все обитатели птичьего двора, да и вообще все, признаю́т безобразным. И куда бы птенец ни попал, он слышит только насмешки и ругань в свой адрес. В конце концов он встречает стаю лебедей и плывёт к ним, думая, что если ему суждено быть заклёванным, то лучше пусть это сделают такие красивые птицы. В отражении на воде он впервые видит себя, и оказывается: он тоже лебедь и будет с почётом принят в число этих светлых птиц. И тогда он произносит слова, которые говорят все страдальцы мира, когда Бог дарует им счастливый конец: «Мог ли мечтать я об этом, когда был всего лишь гадким утёнком?»

Именно это и вдохновило моего знакомого и вдохновляет сотни тысяч других несчастных, кому всю жизнь говорят, что они ни к чему не годны, только лишь потому, что, вместо того чтоб зарабатывать деньги, они стараются умножать на земле красоту.

Сказку о гадком утёнке, который превратился в лебедя, Андерсен писал о себе. Именно он, такой неуверенный, полный страхов и комплексов, ищущий признания и похвал, хотел ощутить себя значимым. Она становится для людей неким символом того, что история добрых не может окончиться плохо, потому что в любой истории последнее слово всегда говорит Господь.

Приведём слова, которые ректор одной известной в XIX веке гимназии говорил своему ученику: «Вы тупица, из которого никогда ничего не выйдет. Вы, конечно, много всякой ерунды наворотите, когда встанете на ноги, но никто не станет читать вашу писанину, её будут покупать как макулатуру».

Кто же этот глупый студент?

Это молодой Андерсен, который всего только учится, но ректор уже чувствует в нём неотмирную красоту и все несколько лет, которые Андерсен провёл в гимназии, угнетает, оскорбляет и высмеивает его. Фамилия этого знаменитого ректора — Мейслинг, но в историю он вошел только лишь потому, что Андерсен упомянул этого умствующего завистника в своей автобиографии.

И этот случай-притча — всё, что нам сто́ит знать об умниках, чтобы оценить, к чему приводят два столь разных пути — глумления над красотой и служения ей.

У Ильина есть выражение «Иметь храбрость быть глупым». В то время как мир заботится о своём высоком имидже, есть и такие простаки, которые не боятся дурачиться и блажить, хотя несут они в себе мудрость древнюю, по сравнению с которой юными кажутся египетские пирамиды. Но так уж повелось в нашем мире, что лишь те, кто имеет подлинное величие неба, не стараются утвердить себя собой и не боятся выглядеть дураками в глазах многочисленных умников с людьми формы, так заботящихся о своих дипломах, отличиях, грамотах и чинах, будто всё это пригодится им, когда Христос соберёт род людской оценить, кто из нас всё-таки жил на свете не напрасно…

Умник горд, а потому предпочитает копаться в корнях явлений, но никогда не видит их целостно. Так, он читает, например, мироохватывающие рассуждения Гёте о плохой поэзии и замечает лишь, что Гёте ругает плохие стихи. А ведь это всё равно как спросить кого-то: зачем существует мир? — и услышать: чтобы я получал зарплату в банкомате 30-го числа каждого месяца…

У Андерсена есть по этому поводу сюжет о жуке, который ползёт по листу дерева и знает только лишь этот листик, но не всё многообразие листвы, корней, не хранящий всё это ствол, не подземные реки и не дерево целиком. Но он уже готов защитить диссертацию об этом единственном знаемом листе и выдать его за всю целостность мироздания. А другие умники тоже готовы выдать ему диплом за научное достижение.

Охватить всё дерево может, по Андерсену, не знание и уж тем более не умничание сильных и дипломированных над добрыми и мудрыми, но благодарность Богу, которая вмещает в сердце всё мироздание.

В этом мудрость его сказок и камень преткновения для людей формы. Ведь труднее всего людям прививается мысль о жизни как радости и поводе к благодарению. Быть может, потому, что, чтобы так видеть землю, сердце должно иметь и распространять за собой опыт рая.

Как-то после литургии я зашел в ближайший магазин и увидел там старушку, недавно молившуюся со мной в том же храме на службе. Желая её порадовать, я воскликнул: «Хорошего вам дня!» На что она кисло вздохнула: «Ничего хорошего нет».

И ведь множество людей живёт на земле в этом мрачном чувстве, что ничего хорошего нет. А для Андерсена или Честертона всё вокруг было поводом благодарить Бога, потому что всё и вправду является Его даром. Да и милость Его приходит всегда так непредсказуемо и чудесно, что Андерсен, глядя на это, замечал: «Лучшей сказки, чем жизнь, не существует».

Есть по этому поводу хорошая еврейская история. Рабби Зусе надо было вернуть долг к утру, а денег не было. Ученики начали беспокоиться, откуда добыть денег, но рабби оставался невозмутим. Он написал на двадцати пяти записках двадцать пять возможностей появления денег. А на отдельной записке написал еще одну — двадцать шестую. Наутро деньги откуда-то появились. Ученики прочли все двадцать пять версий, но там не было указано того случая, благодаря которому появились деньги. Тогда рабби Зуся развернул двадцать шестую записку. Там было написано: «Всевышний не нуждается в советах рабби Зуси».

Высокая литературная сказка похожа своей утешающей силой на слова подвижников-старцев. Ведь, слушая слова подлинных старцев — Дионисия Каламбокаса, Ефрема Ватопедского, Иосифа Исихаста и им подобных, — ты вдруг явно открываешь, что Господь уже вошёл в твою боль и в боль всякого человека, а потому и ты, и все добрые обретут счастливый конец. Каждый раз, во всех наших страхах и немощах, Христос спешит к нам, говоря: «Это Я, не бойтесь» (Мк. 6:50). И здесь слова старцев сходны с высокой сказкой, потому что и там и там мы обретаем твёрдую надежду на Его помощь ещё прежде того, как ситуация обернётся к лучшему. Обретаем доверие Богу, а умеющий доверять и благодарить ещё на земле обретает драгоценный опыт рая и так сам становится человеком неба.

Красоту и сложность мира не охватить умникам и не оценить формалистам. Она для благодарных, молящихся от сердца, и для подлинных поэтов. И хотя современному миру часто кажется, что поэзия — это всего лишь умелая игра слов, способ самовыражения и тому подобное, но на самом деле поэт — этот тот, кто растит своим трудом Царство Небесное в душах слушателей и вокруг себя. Сила такого поэта — в перенесённых ради подлинности страданиях, а мудрость — в литургическом благодарении, которое, подобно Херувимской песни, охватывает вселенную и приносит её в дар нашего сердца Богу.

У Андерсена в его сказке «Тётушка зубная боль» повествуется о таком человеке, возомнившем себя поэтом лишь оттого, что он научился складно играть словами. И тогда к нему приходит вдохновение в образе Зубной боли и напоминает, что всякий высокий евангельский дар обретается только тем, кто отдал ради него свою кровь:

«— А, так ты поэт! — продолжала она. — Ладно, я научу тебя всем размерам мук! Я примусь за тебя, прижгу тебя каленым железом, продерну веревки во все твои нервы!
В челюсть мне как будто вонзили раскаленное шило; я корчился от боли, начал извиваться, как червь.
— Чудесный материал! — продолжала она. — Настоящий орган для игры! И задам же я сейчас концерт! Загремят и барабаны, и трубы, и флейты, а в зубе мудрости — тромбон! Великому поэту — великая и музыка! И вот она начала играть!
Вид у нее был ужасный, нужды нет, что я видел одну ее руку, эту туманную, холодную, как лед, руку с длинными, тонкими, шилообразными пальцами. Каждый был орудием пытки: большой и указательный образовывали клещи, средний был острым шилом, безымянный — буравом, и мизинец — спринцовкой с комариным ядом.
— Я научу тебя всем размерам! — опять начала она. — Великому поэту — великая и зубная боль, а маленькому поэту — маленькая!
— Так пусть я буду маленьким! — взмолился я. — Пусть совсем не буду поэтом! Да я и не поэт! На меня только находят временами припадки стихотворного недуга, как находят и припадки зубного! Уйди же! Уйди!»

Умникам, конечно, такой пример покажется неубедительным, но красота этого мира существует не для них. Потому до того, как мы придём в Небесный Иерусалим, смыслы которого открывались нам прежде в сказке, история гадкого утёнка всегда будет актуальной для каждого доброго человека, узнаваемого уже хотя бы по одному тому, что его обижают и мучают все остальные. «Обижен — значит прав», — говорила Марина Цветаева, но и это не утешило бы нас до конца, если бы Великий Сказочник нашего мира Своей рукой не вёл бы добрых в счастливый конец.

Собственно, люди и пишут сказки потому, что предчувствуют великую награду для добрых, хотя не умеют ещё выразить её словами. Но ведь так и должно быть в сказке, чтобы радость конца узнавалась на последней странице, а не в середине истории…

«Гадкий утёнок» — символ победы тех, кого мир презирает только лишь за их доброту. Но Господь устроил всё так, что именно они, эти внешне слабые и светлые люди, торжествуют и в конце каждой конкретной истории, и восторжествуют в конце всех историй земли, когда Христос скажет верным: «Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25:34).

Источник