Я рос в интеллигентной и религиозно нейтральной семье. Мама некрещёная, отец, хотя и не церковный человек, но по службе часто общался со священниками, у него были друзья среди духовенства; как результат, в нашем доме всегда была подарочная религиозная литература, которая достаточно быстро перекочёвывала ко мне.
Осознанным религиозным поиском занялся лет в 15. Причиной, по большому счёту, был очень тяжёлый переходный возраст: критическое падение самооценки, что аукается до сих пор, потребность как-то обосновать собственную ценность в мире. Бога боялся: смутно ощущалось, что есть в Нём нечто строгое и страшное, из-за чего придётся гореть в аду. По счастливой случайности именно в тот момент моя лучшая подруга начала баловаться теософией. Глубоко не лезла, но чувство того, что «здесь что-то неправильное», заставило искать пруфов. Именно так я вышел на отца Андрея Кураева. Вспомнив, что этого очкастого дядьку немного безумного вида однажды наблюдал в случайно увиденном ток-шоу, решил ознакомиться поближе.
Фактически, дальнейшее моё христианское «образование» во многом происходило именно через его книги и лекции. Я увидел, что православие может быть не давящим к полу грузом из старых текстов и непонятных правил, а крыльями, на которых можно лететь высоко ввысь, чем-то живым и красивым. Именно книги отца Андрея (а также неофитские срачи на форуме его имени) помогли сформировать привычку требовать у собеседника ссылки и самому проверять получаемую информацию. Стоит сказать и о двух других важных вещах: во-первых, я увидел, что в Церкви можно иметь своё мнение и быть думающим, умным человеком, а не «тупым и слепым веруном». Во-вторых, можно честно и с болью в сердце говорить о недостатках и болячках церковной действительности. Да, я заглотил и «Оккультизм в православии», и «Проповедь о порче вместо проповеди о Христе», и «Церковь в мире людей», поэтому что такое младостарчество знал ещё раньше, чем понял хотя бы в общих чертах, зачем нужно Причастие (что это такое, до конца я не понимаю и по сей день). Это, в частности, помогло уменьшить впечатление от некоторой «не по разуму ревностной» или слишком монашеской литературы, которая в некотором количестве всё-таки попадалась. И отсюда же пришла привычка (которую в будущем закрепит естественнонаучное образование) фильтровать мысли, ощущения и события на предмет отличения Бога от того, что Им не является.
«Ну ладно, - может сказать кто-то, дочитав до этого места, - с книжками всё более-менее понятно, все через это проходили, а с храмом, таинствами, молитвой что было?» А ничего особенного, как ни странно. Процесс шёл очень медленно и тянулся годами, но исключительно внутри меня самого: то энтузиазм поднимался, стимулируя к понуждению исполнения заповедей, молитве и тихим, присматривающимся выходам в храм на службу; потом, после очередного разбитого лба (грехов у нас много, в том числе и специфически юношеских), шёл откат и ощущение «это всё бесполезно», причём всё на фоне убитой в хлам самооценки. К четвёртому курсу в первый раз выбрался на исповедь и причастие. Ещё года через два с половиной - три начал попытки приучить себя к относительно «регулярному» «хождению» на один и тот же приход. Приход, к слову сказать, отличнейший: образованные и горящие священники, много молодёжи, миссионерская работа, растущая община… Одним словом, сказка, а не приход. Проблема, в конечном итоге, была не в нём. Во мне. Потому что сейчас я отошёл почти от всего, что связано с Церковью, в сторону, и пока не хочу приближаться обратно. Почему?
Пожалуй, главная причина в попытке выстроить честные отношения с Богом. Фактически, я искал Его, чтобы заполнить пустоту внутри. Но это была именно что МОЯ пустота. То есть Бог, в конечном счёте, не стал целью, оставаясь средством для компенсации страдающей самооценки и решения других внутренних проблем. Работал (пусть и неосознанно) принцип бартера: я должен делать правильно то, чего от меня «хочет» авторитет (Бог, священник, ещё кто-то), и если я всё сделаю правильно, то получу «конфетку». Сам-то я всё равно ничего хорошего сделать не могу, ибо «о злое мое произволение, его же и скоти безсловесные не творят». Этакая «пайковая благодать», о которой писал Андрей Десницкий. Стоит ли говорить, что «битьё об стену» продолжалось и нервные клетки сжигались килотоннами, оставляя позади себя выжженное пространство отчаяния?
Далее, из книжек я чётко усвоил, что мир веры – это мир живого и непосредственного опыта. Этот опыт отличен от земного, иноприроден ему. Привычка фильтрации восприятия и память о возможности прелести работала и продолжала действовать. Максимально честно я старался осознать то, что происходит со мной после исповеди, причастия, молитвы (да, редких, но всё же)… и не находил почти ничего, свидетельствовавшего о присутствии Другого, которого пытался найти. Почти – потому что несколько крошек, огрызков того, что можно было бы постараться принять за опыт, в жизни всё-таки было. Но слишком мало, чтобы суметь зацепиться за них. По крайней мере, на тот момент. Да, становилось легче после исповеди, а после Причастия даже начинало колоть в лопатке – но это не была внеземная благодать, а обычные психические процессы, приводившие даже к обострению старых неврологических болячек. То же самое – свет в глазах людей. Да, я встретил очень много классных ребят, которые делают что-то интересное, благотворительствуют, пробуют миссионерить… но в этом, как мне видится, было очень много человеческого. Это здорово и прекрасно, но если это ВСЁ, то, получается, Духа здесь нет и Церковь превращается в ещё одну тусовку, где добрые люди отличаются от внешних добрых людей лишь набором догматических убеждений и некоторыми культурными ритуалами.
«Мало молился, - может сказать кто-то, - нужно было на службе бывать чаще, вот и пришёл бы опыт, а то вон, сам ничего не сделал, и на других гонит!» Может быть, и так. Митрополит Антоний Сурожский отметил, что для Встречи необходимы две стороны; если одной из сторон нет (человека как личности), то Богу, собственно говоря, не с кем встречаться. Видимо, моя незрелая личность не «вместила». У других людей наверняка многое более зрело и серьёзно, я за них рад. Но с умным видом провозглашать Никео-Константинопольский символ веры, потом принимать кусочек хлеба и вина и принимать поздравления с Причастием, называя благодатью нервное колотьё в боку, я не могу и не хочу. Это было бы враньё перед Богом, перед Христом.
Вышеперечисленные проблемы привели к ещё двум. Первая: действительность оказалась разорванной; не имея живого опыта, я перестал понимать, какое отношение происходящее в храме и вне его имеет непосредственно к моей жизни. Вторая: я осознал, что в режиме подъёма пытаюсь жить в стиле «молиться - поститься - слушать радио Радонеж» и не предпринимать самому активных действий к исправлению ситуаций, в которых оказываюсь. Главное же молиться и с благодарностью принимать от Господа подаваемое, а сам ты всё равно… чмо, короче. Ибо «и скоти безсловесные»…
Важно отметить: хотя подобная модальность в православной литературе и присутствует, никто из священников в храме лично меня такому не учил. Это естественное продолжение собственных неуврачёванных тараканов, пожалуй, доушибленных той самой литературой, от которой защищал Кураев в юности. На всякий случай – ни за что не читайте Амвросия (Юрасова), у него местами вещи отнюдь не для впечатлительных, если вы не крепки духом – может быть фатально… В общем, сиди на берегу и молись «Господи, подай». А тараканы в это время как жили, так и живут, и потомство выводят. Синергия между Богом и человеком должна быть, говорите, всё неправильно понял? Так ведь не спорю. Вот сейчас, перед важным делом или перед тем, как взяться за работу, говорю: ну, Господи, давай сейчас что-нибудь толковое сделаем! Именно вместе. Да, ещё я стараюсь не использовать благочестивый язык с замечательными и красивыми словами «богоугодно», «праведно», «духовно». Они, с одной стороны, очень субкультурные, а с другой – как пустое множество. Каждый наполняет своим смыслом. Также как «вера», «любовь»… Когда говорят о Божьем присутствии, благодати, духовном опыте и духовности, я ощущаю себя игностиком, который не то что не знает, есть вещи, о которых говорится, или нет: он не понимает, о чём вообще идёт речь. Одним словом, пытаюсь не строить из себя кого-то, кем не являюсь.
Сразу отмечу, это никакая не «критика Церкви» или православия. Это вообще не критика, всего лишь мысли (причём достаточно путаные) «простого человека, пытающегося выжить». Моя попытка жить самому, осознавая свои цели и желания, которые очень долго не осознавались и не проговаривались. Попытка морально и психологически вырасти; попытка не лгать. Попытка быть честным с Богом и с собой и честно пройти самому свой путь. Я не знаю, куда он приведёт, но буду стараться жить осознанно и нести ответственность за последствия своего выбора, какими бы они ни были. Пока что могу сказать, что процесс этот был запущен ещё весной, когда неожиданная болезнь (внезапно!) не пустила в храм на Пасху. Выкристаллизовываться описанные в этом тексте мысли начали ближе к осени. В это же самое время в моей жизни произошёл и ряд других важных событий, о которых здесь писать не к месту. Однако все они выстроились в некий общий смысловой ряд. И, пройдя через него, я с некоторым удивлением осознаю, что чувствую себя живым, как никогда ранее. Мне это нравится. И, пожалуй, это ещё один повод сказать Богу «спасибо». По-честному.
P.S. Текст сей планировался и вызревал достаточно давно. Спасибо, Господи, что сегодня мы его всё-таки закончили.
