Любить!

Валентина Калачёва

— Самое главное в жизни — это любить. Как только чувствуешь, что не любишь кого-то, сразу Царствие Небесное для тебя закрывается. Люби! Люби Бога, ближнего! Всех люби! — Мать Нонна, девяностолетняя монахиня Сяндемского Успенского женского монастыря Олонецкого района Карелии, говорит мне от полноты своего сердца, самое главное, самое насущное, пока я пью чай. Да уже не пью, потому что, когда говорят о едином на потребу, обо всем забывается. Слишком мало у нас таких минут в жизни, когда люди, познавшие Христа, произносят такие слова, питающиеся силой их веры. Они произносят. Я подбираю. И складываю внутрь себя. Коллекционирую.

***

— Любить! — внушают глаза преподобного Серафима на иконе в часовне федеральной клиники. Я нашла ее на сорок пятый день своего пребывания там. Пришла бомж бомжом. Неделю не мытая после операции. Трубка с панкреатитным содержимым из бока торчит. Лицо в капюшон утоплено, т. к. сил нет после шести разномастных инъекций трижды в день в катетер за его выражением следить. Потомки Snoop Dogg`а мрут от зависти. Уйти в себя хочется и дверь закрыть на семь замков. И ключ для верности потерять. Какое там «любить»?! Как?!

Бог на ответы скор.

Выхожу в холл — здоровенный, круглый. От него в разные стороны расходятся коридоры. Основная масса пациентов — всякая разная хирургия (от травмы до кардио) и гематология. Из последнего отделения выходцы «в люди» — большая редкость. Потому как мы в этой клинике все — граждане, с которыми не справилась муниципальная и региональная медицина. Да и федеральная тоже не за каждого с уверенностью берется. Те, которые в силах покинуть гематологическое отделение, похожи на инопланетян. Без пола, одежда сорок четвертого размера болтается на них, как на вешалках, ходят — скользят по пространству, общаются безмолвно. Пристегнуты к инфузоматам. На головах — маски, скрывающие голые черепа и оставляющие щель для глаз. И только глядя в эти глаза даже с расстояния двадцати метров, понимаешь, что там, за всеми этими нереальными костюмами, — сверхлюди. Потому что так страдать могут только герои.

Передо мной в холле на диване сидит пара. Одному терпимо, другому, похоже, невмоготу: взгляд его уже в лед закован. Сквозь его толщу пульсируют зрачки. Эти двое ничем друг другу не могут помочь. Совсем ничем. У них даже язык не ворочается, чтобы словом брата по несчастью поддержать. А может, им уже тошно от слов. Когда на пороге смерти стоишь, думаешь много, а говорить не тянет. Только с Богом общаешься на языке тишины. И тогда тот, который еще более или менее жив, еле двигает свою ладонь к другому и кладет свой мизинец на его. Глаза последнего начинают оттаивать. Буквально. А у меня одномоментно оттаял орган, на котором практикуются кардиохирурги. Хорошо, что капюшон на лице был. Не заметил никто.

Я даже не знаю, что здесь можно сказать. Для меня этот жест мизинцем стал переломным моментом всей жизни. Вот просто вышла из коридора другим человеком. И назад с тех пор не оборачивалась. Сейчас вот вспомнила, потому что… Пост ведь, надо ж как-то от сухарей на главное переключаться. А что главное-то?

***

— Благодарным надо быть, — продолжает мать Нонна. — За всё Бога благодари. Да не сходит у вас с уст молитва «Слава Богу за всё!». Это самая сильная молитва. Без нее никуда. Без молитвы вообще жизни нет. Молитесь друг за друга, поддерживайте друг друга. И любите! Любите!

Любовь пронизывает воздух Сяндемского монастыря, в который нас занесло осенними листьями. Приехали в поисках солнечного света и редкого тепла. По дороге идет игуменья Варвара, глядя на которую я сразу понимаю, что обратились мы по адресу. От нее любовь исходит волнами. Господи, слава Тебе за созданий Твоих, врачующих одним видом! Сердечный воск тает. А в нем запечатлевается главный жизненный урок: сверхскоростная цивилизация не должна мешать тому, чтобы успеть хоть как-то поддержать ближнего своего. Ему иногда мало надо — просто мизинцем пошевелить.