Шопинг и пустота

Дарья Косинцева

Вторая статья из цикла «Христианство ― религия страдания?»

Лев Николаевич Толстой, которого я села недавно перечитывать, пишет: «Библейское предание говорит, что отсутствие труда — праздность — было условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие все тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны». Описывая угнетенное состояние Пьера (имея, конечно, в виду самого себя), он описывает то же знакомое мне состояние пугающей пустоты на том месте, где должны быть смысл, счастье и любовь. И подытоживает: «Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами». Это размышление заканчивается загадочным внутренним монологом Пьера: «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею! — думал Пьер. — Только бы не видать ее, эту страшную ее». Что это за загадочная ОНА, выделенная в тексте курсивом, Толстой не уточняет. Можно понять это и как изменницу-жену, и как неизбежную смерть. Но, вспоминая свой опыт, я думаю об этом ужасе перед загадочной НЕЙ не просто как о страхе смерти, а как о страхе бессмысленной смерти — и ужасе бессмысленной жизни. Мне вспоминается это гнетущее чувство пустоты там, где должен быть смысл.

Понятно, что в наши времена толстовский список можно продолжить до бесконечности. Цивилизация шагнула вперед. Жить стало лучше, жить стало веселее. Возможностей для развлечения — вагон. Но смысл остался тот же — пир по время чумы. Отвлечь себя чем-то, забыться, только бы не смотреть туда, куда смотреть не стоит, — и не задавать себе лишних вопросов.

Я не могу сказать, что, встав на путь христианства, я одним махом совлекла с себя ветхого человека и совсем перестала быть грызуном. Нет. Но когда дыру размером с Бога начал закрывать потихоньку Бог, то из этой дыры прекратило на меня дуть жутким сквозняком темноты и смерти. И это дало мне силы устроить самую приземленную бытовуху, от которой должно воротить любого истинно духовного человека. И я бы ушла и сейчас в эту бытовуху с головой, но я знаю: чем больше энергии ты тратишь на комфортное житье, тем меньше энергии остается на Смысл, а без смысла никакое комфортное житье не в радость. Сколько платьев ни купи, удовлетворения не наступает. Не шопингом единым жив человек. Что-то внутри не дает существовать спокойно и требует быть как летящая стрела, а не как симпатичная модная плесень. И чем больше Смысла, тем меньший уровень комфорта нужен, чтобы чувствовать себя счастливым, чувствовать себя этой стрелой, летящей в цель.

Для меня христианство — это не история про то, как превратить свою жизнь в ад для пущей духовности, а про то, что в самом настоящем аду, в самой дискомфортной ситуации можно обрести внутреннюю тишину, и счастье, и смысл, и чувство полноты бытия. Больным, в тюрьме, в нищете — можно не сдаться внутренней тьме, а наоборот, подойти ближе к свету.

Первая статья здесь
Вторая статья здесь
Третья статья здесь
Четвертая статья здесь
Пятая статья здесь
Шестая статья здесь
Седьмая статья здесь
Восьмая статья здесь

Продолжение следует.