«Я христианин, редактор-корректор, священник и коуч»

Найдено в Интернетах

Уже восемь лет Федор Людоговский — священник и пятнадцать — научный сотрудник Института славяноведения РАН, который занимается изучением акафистов и богослужебного языка. Недавно отец Федор решил освоить новую профессию. Он хочет стать коучем — человеком, который помогает клиентам раскрывать свой внутренний потенциал и развиваться.

О внутреннем кризисе

Как священник я чувствую себя нереализованным. Мои знания, умения, таланты, Богом данные, в церкви, в общем-то, не востребованы. В существующих условиях кардинально изменить что-то в лучшую сторону трудно.

Я думаю, это кризис среднего возраста, что называется. Примерно к 40 годам ощущаешь, что вроде бы все и не так плохо, но хочется чего-то другого. Потому что прежняя деятельность удовлетворения не приносит — и смысла в ней все меньше видится.

О коучинге

Если честно, я сам только начинаю понимать, что такое коучинг. То, чем я занимаюсь, — это трансформационный коучинг: он нацелен на создание положительного образа будущего с целью раскрыть внутренний потенциал клиента. Примерно так.

Например, частый запрос такой: человек оказался на какой-то развилке, хочет сменить профессию. И не знает, что ему на самом деле нужно. Коуч помогает ему это понять. Для этого используются разные приемы, в том числе так называемая пирамида нейрологических уровней. Мы во время беседы движемся от каких-то конкретных обстоятельств жизни человека, от его деятельности к его способностям, к его ценностям, к его самоидентификации и дальше — к его миссии (пусть это и звучит несколько пафосно). И люди в процессе могут узнать о себе что-то новое и неожиданное. После этого мы как бы спускаемся с небес на землю, к нашей прозе жизни, в том числе к вопросам работы. И человек смотрит на все уже в свете своей миссии, в свете того, как он сам себя определил, какие у него ценности и способности, что он может и хочет делать.

Коуч ничего не советует. Он задает так называемые открытые вопросы, на которые нельзя ответить «да» или «нет». И формирует в голове у клиента какие-то новые идеи, образы; человек выходит за рамки привычных ограничений и видит в своей жизни новые возможности.

О сходствах и различиях между исповедью и коуч-сессиями

Коучинг мне понравился как способ приносить реальную, ощутимую, отчасти измеримую пользу людям. Контраст с опытом исповеди — с любой точки зрения — для меня очевиден. Могу привести пример. Одно время я служил в храме рядом с домом. Спальный район, храм изначально деревенский, что означает, что туда в небольшое пространство набивалось совершенно дикое количество людей. И вот начинается ранняя литургия, один священник служит, я исповедую. Передо мной 200–250 человек; может, больше. И я понимаю, что за время от начала службы и до момента выноса чаши к причащению я должен всех этих людей как-то, извините за выражение, обработать. Я должен хотя бы каждого подпустить под епитрахиль, прочесть молитву, что-то сказать, выслушать или прочитать грехи эти, если в письменном виде. Если поделить время на количество людей, то в среднем на каждого выходит примерно по 30 секунд.

А здесь — контраст. Когда, например, я в прошлом году ходил к психологу, я просто был счастлив. Потому что я садился в кресло и знал, что впереди 50 минут, что меня будут слушать, что я буду говорить, что вот это время мое и можно нормально, хорошо, глубоко пообщаться. Это же самое привлекает меня и в коучинге. Мы можем говорить полчаса, сорок минут, час, если надо. Не спеша, без нервов, уделяя друг другу внимание, узнавая друг друга.

Исповедь — это некая форма, содержанием которой должно быть покаяние. Человек осознает в себе что-то не соответствующее Евангелию, высказывает это перед Богом и стремится исправиться и дальше жить как-то иначе. Однако часто исповедь превращается в разговор о проблемах, сомнениях и прочем. Я сперва, когда был чуточку помоложе, честно пытался вникать в ситуацию. Муж пьет — наверное, вам надо обратиться туда или попытаться сделать вот это. Она машет рукой: да все уже — и это пыталась, и то. И тогда я грустно развожу руками — мол, что я тут могу еще посоветовать… И человек уходит неудовлетворенным.

С какого-то момента я перестал вникать в суть проблемы, потому что все равно не могу: у меня нет соответствующего жизненного опыта, знаний, умений, связей и так далее. И я иногда стал сам задавать вопросы. А как вы сами видите эту проблему, что вы уже пытались сделать, что вы можете сделать, кто вам здесь может помочь, как вам кажется, куда вы можете обратиться? То есть, как я понял задним числом, я задаю те самые коучинговые открытые вопросы.

Иногда это исповедь (сейчас я служу в храме, где людей не так много), иногда люди просто просят поговорить после службы. Садимся на лавочку и говорим столько, сколько надо: десять минут, пятнадцать, полчаса, если есть такая возможность. И результат — неожиданный. Некоторые люди говорят: «Батюшка, спасибо, я все понял». А я только руками развожу: а что я, собственно? Ничего умного не сказал, только вопросы задавал. Так вот, коучинг так и устроен: ты задаешь вопросы, а человек (в идеале) в какой-то момент говорит: «Я все понял, спасибо, я пошел».

Печальная и тягостная картина, когда месяцы, годы, десятки лет человек приходит в храм и говорит одно и то же: я раздражался, я нарушил пост или, скажем, какие-то фильмы не те смотрел. С одной стороны, вроде грехи такие, повседневные — от церкви отлучать из-за них никто не будет. С другой — тягостно, неприятно. А самое неприятное, что ничего не меняется.

А коучинг дает результат. Ты видишь в режиме реального времени изменения в человеке, да и в себе самом тоже зачастую. Ты видишь, что человек что-то в себе узнал. Какая-то клиентка говорит: я вот осознала, что я прежде всего женщина. Кто-то говорит: теперь я понял действительно, что я просветитель по природе, по натуре, по своим устремлениям. Кто-то осознал свои страхи, кто-то просто понял, как нужно общаться с людьми, чтобы не возникало лишних проблем. И так далее.

О неверующих клиентах

Конечно, я думал о том, как буду себя вести, если ко мне вдруг придет клиент и начнет рассказывать о каких-то планах, противоречащих христианским ценностям. Но, во-первых, я все-таки не продавец в магазине: имею право деликатно отказаться от клиента и посоветовать ему обратиться к другим коучам. Во-вторых, в эриксоновском коучинге есть подстраховка — так называемая проверка на экологичность. Когда человек понял, чего он хочет и как этого достичь, он должен обсудить с коучем, не навредит ли это окружающим, его близким.

О работающих священниках и зарплате

В РПЦ священники очень редко объединяют служение с другой работой — это скорее исключение, чем правило. После рукоположения в священники зарплату тебе платит приход. Если кто думает, что патриархия или епархия платит священникам зарплату, — нет, так обычно не бывает. Вот что приход наскреб разными способами — спонсоры, продажа свечей и того-сего, — из этих средств отчисляется и на зарплату священнику. Пока я служил регулярно, у меня было 25 тысяч. Это, конечно, немного для Москвы, но, с другой стороны, не так много у нас было служб. Если священник служит чаще, то может 40 тысяч заработать; может, где и больше. Но никто не имеет в виду, что священник должен жить на зарплату. Священники живут в основном на требы. Ты освятил квартиру, машину, кого-то причастил на дому, с каким-то спонсором вопросы порешал — и это священника обычно кормит. Платят за требы по-разному. Вот две машины стоят, один дал за освящение пять тысяч, другой — двести рублей.

О самоидентификации

Многие священники ощущают себя в первую очередь именно священниками — такие люди часто всегда ходят в подряснике. Такое бывает и у врачей: дома или на работе они ощущают себя прежде всего врачами. Но я всегда был параллельно сотрудником института Академии наук, поэтому такой четкой самоидентификации, что я в первую очередь именно священник, у меня не было. Если бы я отвечал на вопрос коуча о том, кто я, ответил бы, что я — христианин. Это для меня важно и определенно: на первом месте я — человек и я — христианин. Да, я священник, мне дано право возглавлять церковную службу. Я не знаю, насколько это меня выделяет из числа прочих людей. В глазах мирян, наверное, выделяет. Но иногда это меня тоже несколько тяготит, потому что священника часто воспринимают как такого мага, шамана, который производит некоторые волшебные действия. Это, в общем-то, не евангельская картина мира. Поэтому я христианин, я священник, я научный работник, я редактор-корректор, я муж, отец, сын и еще много чего сюда можно добавить. Теперь я еще и коуч. Лично для себя я здесь противоречий не вижу.

Публикуется в сокращении.
Источник