Что полезного дало христианство средневековой Европе? Взгляд атеиста. Часть 4

Судить и защищать: поддержание внутреннего мира и благотворительность

Средневековая Европа была полна проявлений насилия. Варварские народные обычаи и социальные практики были крайне жестоки, а постоянные феодальные войны и политический хаос делали вооруженное насилие нормой жизни. Церковь как единственный общеевропейский властный институт централизованного характера стремилась это насилие как-то обуздать и ввести в рамки. Помимо отправки чрезмерно воинственных рыцарей в заграничные походы, действовала она и на местах.

Любопытным средством ограничения насилия и междоусобиц было объявление божьего мира. Это был официальный запрет на феодальные усобицы и насилия, назначенный на определенный срок или привязанный к религиозным праздникам. На Клермонском соборе Урбан II наряду с объявлением крестовых походов установил божий мир по всей Европе. В постановлении собора говорилось:

"§ 1. Сначала было постановлено, чтобы Божий Мир соблюдался от заката солнца, в среду, до восхода, в понедельник, и кто в этот промежуток времени овладеет имуществом, или полонит человека, или сделает что-нибудь подобное, тот должен все возвратить. Если кто сделает набег днем в среду и не успеет вернуться в свое убежище до заката солнца, тот должен возвратить все унесенное им.

§ 2. Всякий кто в те дни ударит, ранит или полонит женщину или мужчину, будет считаться нарушителем мира, исключая случаи законной защиты."¹

Конечно, современному человеку, привыкшему к мирной жизни в централизованном государстве, запрет на грабеж и избиение людей со среды по понедельник не покажется серьезным обеспечением безопасности. Но во времена, когда подобное насилие было каждодневной нормой, даже такие меры были важным шагом в правильном направлении.

Еще больше попыток установления божьего мира происходило в отдельных регионах. Особенно широко это движение распространилось во Франции с начала Х века, когда власть короля и даже крупных феодалов переживала наибольший упадок, распыляясь между множеством мелких аристократов, пребывавших в постоянном вооруженном противостоянии. Первый известный божий мир был установлен собором в городе Шарру в 989 году. Он угрожал отлучением тем, кто нападал на безоружных людей, грабил церкви и крестьянские дворы.² В дальнейшем подобные постановления неоднократно утверждались и повторялись местными соборами по всем регионам страны. Как и любые мероприятия, больше полагающиеся на добрую волю феодалов, чем на вооруженную силу (которая была в распоряжении знати, но не церкви), божьи миры были не слишком эффективны. Но они были важной, пусть и робкой, вехой на пути прекращения феодального насилия.

Церковь и судебные нравы Средневековья

Помимо борьбы с феодальной анархией и междоусобицами церковные власти занимались отправлением правосудия. Среди людей антиклерикальных убеждений эта сфера вызывает наибольшие нарекания. Церковь обвиняют в создании и поддержании варварских форм судопроизводства, насилии и борьбе с инакомыслием. Но если исходить из контекста эпохи, многие такие обвинения едва ли можно признать основательными.

Начнем с того, что обычное светское право в тогдашней Европе было основано на варварской народной традиции. А это значит, что помимо позитивных аспектов (таких как состязательность сторон, хотя и весьма своеобразно понимаемая) он обладал множеством пороков, свойственных малоразвитым системам правосудия. Некоторые из таких пороков, как отсутствие предварительного расследования и письменного ведения дел, передача функции исполнения приговора на истца, были вызваны примитивным уровнем развития государственной бюрократии в раннем Средневековье. Кроме того, в обычном судебном процессе IX-XIII веков были широко распространены такие методы разбирательства, как ордалии (божий суд) и судебные поединки.

Под ордалией понимали разного рода физические испытания, в ходе которых Бог, по мнению тогдашних людей, указывал на невиновного. В их число входило испытание каленым железом и кипящей водой (виновным признавался получивший более серьезные ожоги), испытание простой водой (невиновным признавали тонущего, после ордалии его выносили на сушу и пытались откачать) и тому подобные процедуры. Широко распространена была такая форма судебной процедуры как поединки. Приведу один замечательный пример судебного поединка из книги "The Medieval Underworld":

"И затем они кусали зубами, так что кожа от одежды и от плоти была прорвана во многих местах их тел. И затем лживый обвинитель повалил кроткого невинного на землю и укусил за член, и бедный невинный закричал. Но затем, скорее благодаря удаче, нежели силе, этот невинный смог подняться на колени и ухватил лживого обвинителя зубами за нос и поместил свой большой палец ему в глаз. Это оказалось настолько ужасно больно, что обвинитель завопил, моля о пощаде."³

Читая подобные описания, легко согласиться с русским медиевистом А.Я. Гуревичем, который утверждал, что судебный процесс служил скорее не целям установления истины, а был формой обряда и публичного состязания.⁴ Церковь в лице местного священника прямо участвовала в организации ордалии. Согласно английским правилам Х века при проведении ордалии каленым железом доступ к огню имел лишь священник и лицо, подвергаемое испытанию. Как полагают ученые, священник, не желая осуждать невиновного, мог теми или иными способами (затягивая чтение молитвы, ослабляя силу огня или обильно орошая руку испытуемого святой водой) облегчить испытание.⁵ Это предположение подтверждает статистика. Так, в Венгрии на период 1208-1235 годов сохранились записи о 208 испытаниях каленым железом, причем в 130 случаях обвиняемые успешно его прошли. Исключительно маловероятно, что они могли бы это сделать, если бы процедура проводилась со всей жестокостью.⁶ Конечно, это был лишь паллиатив, и божий суд не мог заменить нормального разбирательства.

Начиная с XII века высшие иерархи церкви и крупные богословы подвергают ордалии и судебные поединки жесткой критике.⁷ Это привело к категорическому церковному осуждению этих практик на Четвертом Латеранском соборе 1215 года, когда духовенству воспретили всякое в них участие. После этого ордалии ушли из официальной юридической практики в светских судах - с 1216 года их отменили в Дании, Англия официально распрощалась с этой практикой в 1219 году, Шотландия и Италия последовали за ней в 1230 и 1231 годах.⁸

Инквизиция на страже порядка и справедливости

Следует отметить, что церковь обладала самостоятельной юрисдикцией в ряде дел, связанных с семейными отношениями, правонарушениями священников и преступлениями, совершаемыми в церковных владениях. Такие дела разбирались епископальными судами, в которых руководствовались не обычаем, а развитой системой римского права. Церковный суд вел следствие по инквизиционному или розыскному (inquisito - следствие, расследование) процессу. По сравнению с обычным процессом он обладал рядом преимуществ. Он велся письменно и предусматривал предварительное расследование, процесс был строго формализован, что ограничивало произвол судьи. Впоследствии инквизиционное судопроизводство переняли и светские суды. Так в Англии королевские суды с розыскным процессом были учреждены ассизами Генриха II, и, несмотря на их платность, пользовались большой популярностью.⁹ Важным нововведением было то, что в инквизиционном процессе обвинение в преступлении мог выдвигать судья без участия истца, что расширяло возможности преследования преступников. Конечно, средневековый инквизиционный процесс обладал и серьезными недостатками - в нем широко применялась пытка, что вело к самооговорам и ложным показаниям, но по сравнению с ордалиями и судебным поединком это был серьезный шаг вперед.

Говоря об инквизиционном процессе, нельзя не затронуть и тему инквизиции как особого церковного учреждения, призванного бороться с ересями и другими преступлениями против христианской веры. Первая инквизиция была учреждена на том же Четвертом Латеранском соборе для борьбы с ересями катаров и вальденсов, получивших особенно широкое распространение в южной Франции.

Прежде чем мы приступим к более подробному рассмотрению практики и теории инквизиции, следует понять, что такое ересь и чем она была опасна с точки зрения тогдашнего общества. Ересью в каноническом праве именуется сознательное отступление от официальной религиозной доктрины. Сейчас борьба с еретиками нередко считается проявлением иррационального деспотизма, властолюбия и борьбы со свободомыслием. Конечно, нельзя отрицать в церковных иерархах и властолюбия, и деспотизма, но такой взгляд грешит узостью и примитивизацией.

Прежде всего, следует осознавать, что в условиях средневековья, когда религия была основным идентификатором социальной общности, отступление в ересь рассматривалась как выступление против установленного порядка. Еретические учения противостояли сложившимся общественным институтам и стремились их ниспровергнуть. Нередко вожди еретиков, часто странствующие проповедники, собирали вокруг себя толпы почитателей и устраивали настоящий террор против мирных обывателей.

Самым ярким примером такого рода ереси было движение братьев-апостоликов, возглавленное неким Дольчино, нередко именуемое в его честь дольчинизмом. Распространившееся на рубеже XII-XIII веков учение пропагандировало ликвидацию церкви и всей вообще социальной иерархии, общность имущества и даже жен. Для реализации своих идей дольчиниты подняли вооруженное восстание на севере Италии и в течение многих лет наводили страх на всю округу. Майкл Суини в своих "Лекциях по средневековой философии" остроумно назвал апостоликов братьями, практиковавшими бедность и грабеж.¹⁰ В художественной форме программу Дольчино изложил итальянские медиевист Умберто Эко в блестящем романе "Имя розы".

"Он ввязывался во все склоки и везде находил случай проповедать войну против чужого добра. Во имя бедности, разумеется. Дольчин со своими людьми, которых к тому времени стало уже три тысячи, разбил лагерь на одной горе близ Новары. На так называемом Лысом Утесе. И поставил там укрепления и палатки, и правил оравой мужчин и женщин, которые жили скопом в самом бессовестном блуде…

И называл все духовенство, и секулярных клириков, и проповедников, и миноритов служителями Сатаны, и освободил кого бы то ни было от необходимости им подчиняться.

...Он утверждал, что для скончания третьего возраста необходимо всему духовенству, и с монахами, и с братьями-схимниками сгинуть в страшных мучениях; он предсказывал, что скоро все церковные прелаты, священнослужители, монахи и монахини, прихожане и прихожанки, и все посвященные в ордены проповедников и миноритов, все святые отшельники и с ними сам Бонифаций, римский папа, будут уничтожены обетованным императором, которого укажет он, Дольчин, и император этот будет Фредерик Сицилийский."

Разумеется, подобная деятельность не могла вызвать сочувствия у властей и привела к закономерному результату: "...епископ объявил сбор войскам по всей своей земле против этих неверных еретиков, ибо он видел, что земли его почти целиком разорены, а жители их вынуждены просить милостыню".¹¹ Здесь мы видим не борьбу со свободомыслием, а скорее карательную операцию против религиозных террористов и мятежников.

Такого рода примеры можно множить и множить. Уже во времена религиозных войн во Франции приверженцы гугенотского учения требовали от своих сторонников: "Если твой брат, сын твоего отца или сын твоей матери, твой сын, твоя дочь, супруга, прильнувшая к тебе... стараются скрыто соблазнить, говоря: "Давай поклоняться другим богам!", не соглашайся и не слушай. Пусть твой глаз не знает жалости... Ты должен убить их, первым подними против них руку, а народ завершит казнь".¹² Воистину, это было время разнузданной жестокости, в которой была виновна далеко не только и не столько официальная церковь.

Говоря в общем, ситуация, когда отколовшиеся от официального вероучения священники возбуждали мятежные настроения и становились вождями бунтовщиков, была весьма обычной и для Средневековья, и при переходе в Новое время.¹³ И борьба с ересью в таком случае была не столько преследованием свободы мысли, сколько средством поддержания существующего общественного и политического порядка.

Неудивительно, что катарская ересь вызвала столь серьезные опасения и у папского престола, и у соседних с югом Франции властителей, которые опасались могущественных сеньоров Лангедока. Разговор о катарской ереси следует предварить развенчанием ряда заблуждений, которые были распространены у исследователей прошлого и разошлись среди широкой публики с легкой руки Льва Гумилева. В изложении Гумилева катаризм предстает как продолжение восточного вероучения манихеев, которое несло угрозу самому существованию цивилизации, отрицающее всякую мораль и социальность, запрещающее брак и обзаведение детьми.¹⁴

Современные ученые отрицают такую трактовку катарской ереси. Французская исследовательница Анн Бренон отмечала, что катары, отрицая брак как священное таинство, признавали его в качестве семейного союза.¹⁵ Столь же некорректно говорить и о том, что катары не признавали социальной организации и морали - в таком случае они бы не смогли достаточно долго противостоять преследованиям.¹⁶ С точки зрения церкви катары были опасной ересью по двум причинам. С доктринальной позиции основное противоречие было в отрицании катарами божественности Ветхого завета.¹⁷ Катары считали его описанием деяний духа-демиурга, сотворившего земной мир, наполненный злом. Христа же они считали ангелом-посланцем Бога, принесшим людям весть о спасении.¹⁸ Другая линия разлома протекала в социальной практике. Катары отрицали католическую обрядность и даже саму легитимность официальной церкви, обращаясь к традициям раннего христианства. В этом они предвосхищали протестантов позднейшей эпохи.¹⁹ Это сочеталось у катаров с осуждением существовавших обрядов брака и клятвы, фундаментальных связующих основ феодального социума.²⁰ Неудивительно, что внешние силы увидели в катаризме серьезнейшую угрозу.

Первоначально церковь пыталась бороться с катарами проповедью и каноническими санкциями, такими как отлучение от церкви и лишение кафедр епископов-еретиков. Но эти меры не сработали, а папского легата Пьера де Кастельно подчиненные графа Раймунда Тулузского, сочувствовавшего ереси, просто убили. Это убийство стало поводом для кровавых событий, получивших название Альбигойского крестового похода. Длившийся двадцать лет (с 1209 по 1229 годы), он унес немало жизней, хотя точные оценки тут невозможны и колеблются от осторожных 20 тысяч²¹ до фантастического миллиона убитых²². Самым ревностным бойцом с еретиками показал себя французский король. И какими бы жертвами не обернулась война, несомненно, что она стала важным шагом в формировании единого Французского королевства. По словам Генри Ли "после уничтожения катаризма Лангедок сделался нераздельной частью монархии."²³

Первая инквизиция, учрежденная для борьбы с катаризмом еще во время боевых действий, была не единственным средством борьбы с еретиками. В третьем каноне Латеранского собора, озаглавленном "О еретиках", предусматривалась возможность раскаяния и возврата к жизни в рамках официальной церковной общины. Папа не сводил борьбу с катаризмом к административно-полицейскому принуждению, считая важным инструментом борьбы с ересью проповеди и увещевания.²⁴ Перед инквизиционным процессом жители поселения, где он проходил, могли принести покаяние, и в таком случае не подвергались серьезным преследованиям. Простых катаров, обнаруженных в ходе расследования, приговаривали к тюремному заключению или каноническому покаянию, но при повторном впадении в ересь они могли лишиться имущества и попасть на костер. Самые жестокие репрессии обрушились на верхушку катарской иерархии, здесь смертные приговоры были стандартной практикой.²⁵

Первая инквизиция, будучи весьма жестоким учреждением, едва ли этим выделялась по нравам того времени. При всей ее суровости, она сумела предотвратить религиозный раскол, несколькими столетиями позже, в эпоху реформации, вылившийся в череду изнурительных и кровопролитных религиозных войн, расколовших Французское королевство. И злоупотребления инквизиции, вылившиеся в массовые конфискации имущества еретиков, тоже сыграли прогрессивную, пусть и мрачную роль в историческом процессе. Значительную часть этих средств аккумулировала королевская казна, и они стали средством дальнейшей централизации государства и борьбы с феодальным укладом. Как выразился непримиримый критик церкви и инквизиции Чарльз Ли, инквизиция генерировала "постоянный приток денег в королевские сундуки ", чем "много содействовала успеху политических видов короны".²⁶

Аналогичную роль сыграла и вторая инквизиция, учрежденная в 1478 году в только что появившейся на карте Испании. Положение новорожденного государства было весьма неустойчивым, а влияние нехристианских общин мавров и евреев казалось угрожающим. По иронии судьбы, первый руководитель испанской инквизиции Томас Торквемада сам был потомком крещеных евреев, что не помешало ему инициировать жестокие репрессии против иноверцев. По инициативе Торквемады в 1492 году был принят эдикт об изгнании из страны всех евреев, отказавшихся креститься в католическую веру. Таких оказалось по разным оценкам от 45 до 350 тысяч человек, но современные исследователи склоняются ближе к умеренным цифрам в 50-80 тысяч беженцев. Позже, уже при Карле V, такая же участь постигнет всех некрещеных мавров в 1526 году. Окончательный акт драмы - высылка крещеных мусульман-морисков при Филиппе III - произойдет в начале XVII века. Так монархия завершит религиозную унификацию страны, хотя достигли этого дорогой ценой - страна лишится порядка 300 тысяч морисков (4% жителей страны), составлявших весьма деятельную и экономически активную часть населения.

Испанская инквизиция расследовала дела тех крещеных евреев (марранов) и мавров (морисков) примерно по тому же образцу, что и ее французская прародительница. Ее официальной задачей было выявлять отступления от вероучения, неофициально же она, как отмечал Григулевич, была эффективным инструментом централизации страны и пополнения казны за счет конфискаций.²⁷

Поскольку испанская инквизиция, отчасти небезосновательно, обладает весьма дурной репутацией, стоит подробнее остановиться на двух вопросах - о пытках и жестокости разбирательства, и о числе осужденных этим трибуналом на смерть.

Несомненно, пытки были нормальной частью судебного разбирательства в испанской инквизиции. Вот как описывает протокол допрос под пыткой некоего испанца, обвиняемого в отпадении от католичества:

"На суде Святой Инквизиции в Толедо утром 17 августа 1569 года ... предстал Франсиско Роберт, и когда он явился, ему оказали, что в виду единогласия в его деле, он должен сознаться и покаяться для облегчения совести.

...Ему ответили, что его дело рассмотрено вышеназванными сеньорами инквизиторами, и судьею, и советниками, и они вынесли впечатление, что он говорит неправду, вследствие чего они пришли к убеждению, что необходимо пытать его. Однако его предупредили, что из любви к Богу, ему предлагают до начала пытки, сказать правду, ибо сие необходимо для облегчения его совести. Он ответил, что уже сказал правду.

...И когда он был раздет, сего Франсиско Роберта стали увещевать сказать правду до начала пытки. Он ответил: я не знаю, что угодно вашей милости. Тогда его посадили на скамью и стали вязать руки веревками и прежде, чем прикрутить их, его увещевали сказать правду. Он ответил, что ему нечего говорить.

1. Тогда было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было сделано. Он произнес: О, Господи.

2. Тогда приказали дать второй поворот и дали, и ему предложили сказать правду. Он сказал: Скажите, чего вы желаете от меня, и я готов служить вашей милости.

3. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и сказали ему, чтобы сказал правду из любви к Богу. Он ничего не ответил.

4. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и он ничего не сказал.

5. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали, чтобы сказал правду из уважения к Богу. Он ответил: Я сказал правду, я говорю правду. И застонал.

6. Приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и он ничего не ответил, а только застонал.

7. Тогда еще раз прикрутили веревку и сказали, чтобы сказал правду. Он простонал и ничего не сказал.

8. Тогда приказали потуже прикрутить веревку и прикрутили, и сказали, чтобы сказал правду. Он ответил, что не знает, чего от него хотят.

Ему ответили, что желают услышать от него правду. Он ничего не ответил.

9. Приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и сказали ему сказать правду. Он ничего не ответил. Затем сказал: я был сумасшедшим, я был пьяным, не знаю, как и когда.

10. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили веревку, и сказали ему, чтобы сказал правду ради Бога. Он простонал.

11. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали ему, чтобы сказал правду. Он ничего не ответил.

12. Ему еще прикрутили веревку, и он ничего не сказал.

13. Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал.

14. Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал: ох, ох.

15. Ему еще раз приказали прикрутить веревку и прикрутили, и он ничего не сказал.

Приказали еще раз прикрутить и прикрутили. Он сказал: Сеньор Инквизитор, да..."²⁸

Из этого скорбного повествования, которое в полной версии протокола занимает много больше места, видно, что инквизиторы были далеки от светлого образа христианства. Вместе с тем, нельзя забывать, что в то время пытка была обычным элементом следствия, вовсе не являясь исключительной привилегией инквизиторских трибуналов. Применение пытки довольно строго регламентировалось. Допрашиваемых прежде пугали показом пыточных инструментов, и далеко не всегда доводили дело до их применения. Закон запрещал повторное применение пытки к лицу, ее выдержавшему, хотя судьи и обходили этот запрет, растягивая пытку на долгое время с небольшими перерывами.²⁹

В некоторых случая инквизиция расследовала дела и вовсе либерально. Приведу анекдотический пример из работы французской инквизиции. Туда поступил донос на рыцаря Гуго де Вошана, обвинявший его в соитии с мужчинами и животными. Как же отреагировал инквизитор? Он не стал вызывать обвиняемого на допрос, подвешивать его на дыбу, выколачивать признание. Вместо этого он провел весьма остроумный следственный эксперимент.

"Председатель Трибунала Святой инквизиции, поверив на слово министериалу де Белло, тайно приказал доставить к распутнику де Вошану падшую девицу, каковой девице из средств инквизиции было уплачено 50 денье, после чего в присутствии скрывшихся под крышей свидетелей означенный Гуго де Вошан падшую девицу уестествил, чем вызвал сомнения в истинности слов де Белло. Учитывая показания, по которым министериал обвинял шевалье де Вошана в противоестественном грехе не только с полом мужеским, по указанию Председателя Трибунала таковому доставлялись в течении четырех дней молодая ослица (проверенная братьями-доминиканцами на предмет парши и прочих дурных болезней), а так же овца и собачья сука. Ослица была помещена в стойло, овцу зарезали к ужину экюйе (оруженосцев) шевалье де Вашана, псина же была изгнана."³⁰

Хотя впоследствии выяснилась справедливость доноса, поскольку Гуго совратил еще и некоего монаха, приемы следствия восхищают. Едва ли и в наше время полицейские органы поведут себя столь гуманно в подобном деле.

Вообще, говоря, инквизиторы нередко поступали очень мягко, если речь шла не о преследовании иноверцев, а при обвинении в ведовстве, разного рода суевериях и отступлениях от морали. Перекрестный допрос и изучение материалов дела они применяли куда чаще, чем пытку, выгодно отличаясь от светских судов той эпохи.³¹ Показателен пример ведовских процессов начала XVII века в Наварре, часть из которой принадлежала Франции, а часть Испании. На французской территории светский судья быстро счел обвинение в ведовстве правомерным и отправил десяток человек на костер. С испанской стороны прибывший для расследования инквизитор Салазар-и-Фриас тщательно сличил противоречивые показания обвиняемых и проанализировал "колдовскую" мазь, разумеется, абсолютно недейственную. После чего обвиняемых оправдали и отпустили по домам.³² Историк Уильям Монтер особо отметил, что в то время следственные эксперименты и расследования подобной тщательности в большинстве судов просто не проводились.

Что же до числа осужденных инквизиционными трибуналами, то оценки колеблются. Григулевич, ссылаясь на исследователя и критика инквизиции Льоренте, считает, что испанская инквизиция за весь период деятельности (1481-1808> годы) осудила на смерть 31 912 человек, а другим видам наказания (от сожжения изображения до покаяния) подверглось 341 021 человек.³³ Меньше ста человек в год отправлялось на эшафот, что является весьма скромной цифрой по меркам той жестокой эпохи. Впрочем, сам Григулевич отмечает, что Льоренте не имел доступа к необходимой документации и часто не приводил источников своих выводов. Современные исследователи, куда более тщательно исследовавшие архивы инквизиции, приводят еще более скромные цифры. Так, согласно Уильяму Монтеру перед судом всех средиземноморских инквизиций (испанской, итальянской и римской) предстало порядка 150 тысяч человек, из которых около трех тысяч казнили.³⁴ Хотя эти цифры можно оспаривать, поскольку архивы римских инквизиторов, в отличие от их испанских коллег, содержались не в столь блестящем порядке и разобраны не полностью, общий порядок цифр это дает. Для сравнения, в гуманный ХХ век в Советском Союзе всего за два года ежовщины за политические преступления к смерти приговорили порядка 680 тысяч человек.³⁵ Уже при таком сравнении понятно, что жестокости инквизиции - несомненно имевшие место - не являются столь уж страшными при рассмотрении в историческом контексте.

Подводя итог, католическая церковь скорее сдерживала уровень жестокости в средневековой Европе, чем усиливала его. Ее судебные учреждения были весьма прогрессивными для той эпохи. Конечно, официальная церковь боролась с инакомыслием, но это отчасти оправдывается тем, что это инакомыслие часто подрывало сами основы общества и приводило к кровопролитным восстаниям.

Западная церковь и социальное обеспечение

Закончив рассмотрение охранительной роли церкви, затронем и другой аспект функции защиты общества, которую она брала на себя. Это не только защита от разнообразных нарушителей спокойствия, но также и защита от нищеты тех, кто по несчастному стечению обстоятельств или немощи был выброшен из нормального течения жизни. Конечно, в технически отсталом обществе, где голодовки и нищета были нормой, нельзя было ожидать от нее слишком многого. Чтобы вы лучше поняли исторические условия эпохи, о которой мы рассуждаем, приведу описание одного из весьма обычных в то время голодных лет:

"В те времена — о горе! — неистовый голод принудил людей к тому, чтобы пожирать человеческое мясо, что крайне редко, по слухам, случалось в прежние времена. Те, кто был посильнее, сбивались в ватаги, хватали прохожих, расчленяли их, варили мясо на огне и поедали. Многие из тех, кто переходил с места на место в поисках пищи, бывали зарезаны ночью в домах, где находили приют, и становились пищей хозяев. Очень многие подзывали детей, показывая какой-нибудь плод или яичко, заманивали в укромное место, разрезали на мелкие кусочки и пожирали. Не счесть мест, где и трупы вырывали из могил, дабы утолить ими голод. Так распространилось это безумие, что даже скоту было безопаснее бродить без присмотра, нежели человеку. Как будто стало уже обычным делом есть человеческое мясо, некто явился с кусками его на рынок в Турню и выставил их на продажу, словно обыкновенное мясо животных. Этот человек, когда его задержали, и не отрицал вины; его тут же крепко связали и сожгли на костре. Мясо зарыли в землю, но другой человек вырыл его ночью и съел; его сожгли тоже."³⁶

Понятно, что в таких условиях благотворительность была далека от того, чтобы охватить всех нуждающихся. Невзирая на это, католики, как и их восточные собратья, поставили дело помощи бедным на принципиально новый уровень сравнительно с античностью. Уже в эпоху заката Римской империи христианские общины создавали лазареты и приюты для попечения о сиротах и вдовах.³⁷ Если в языческом Риме больницы обслуживали по преимуществу интересы армии, то с IV века во множестве европейских городов появляются общественные лечебницы, совмещающие с медицинскими функциями работу странноприимного дома и приюта. ³⁸ Примером такого рода может служить парижский Отель-Дьё, и поныне остающийся крупным медицинским центром французской столицы. Он был основан епископом святым Ландри в 651 году и оставался единственным общественным госпиталем города до 1656 года, когда король приказал построить еще одну больницу, известную как Сальпетриер.

С вступлением Европы в период развитого феодализма наибольшую роль в церковной благотворительности стали играть монастыри. Говоря об этой теме, нельзя не упомянуть о двух выдающихся деятелях монашеского движения той эпохи - Франциске Ассизском и Доминике Гусмане, основавшими два известнейших монашеских ордена Средневековья.

Франциск Ассизский родился около 1181 года в семье состоятельных итальянских торговцев шелком. После паломничества в Рим юноша обратился к нищенству, отрекся от семьи и имущества, в религиозном рвении дошел до того, что ушел в лепрозорий ухаживать за прокаженными. А в то время больных проказой считали людьми, стоящими вне общества, ниже самых низов. Впоследствии Франциск получил аудиенцию у Папы, утвердившего созданный им устав монашеского ордена. Первоначально очень суровый, он включал в себя требование постоянных странствий и запрет на ношение более чем одной одежды, но впоследствии был смягчен. Францисканцы, как и соперничавший с ними орден доминиканцев, основали сотни больниц, лепрозориев и приютов в ходе так называемой благотворительной революции XII-XIII веков.³⁹

Испанец Доминик Гусман, родившийся в дворянской семье в 1170 году, не повторил поражающий воображение путь Франциска. Он не бежал из семьи и не жил с прокаженными, вместо чего отучился в школе и стал священником. Проезжая через Лангедок в составе дипломатической миссии, он был впечатлен распространением катарской ереси в этих краях и стал проповедовать против нее. Добившись немалых успехов в этом опасном деле, он создал первую общину из тех, кого смог обратить в католичество. Орден доминиканцев также называют орденом проповедников, поскольку он продолжил традиции, заложенные Домиником.

Сотни монастырей, разбросанных по феодальной Европе, образовали чрезвычайно важную структуру социального обеспечения. Именно потому европейское население так болезненно воспринимало разгон монашеских орденов в протестантских странах, произошедший в период Реформации.⁴⁰ Когда в Англии в 1530-40 годах король секуляризовал и распродал монастырское имущество, это, по словам историка Пола Слэка, привело к резкому сокращению помощи беднякам. Монастырская благотворительность исчезла и на ее месте "образовалась пустота".⁴¹ Кроме того, ликвидация монастырей привела к повышению арендной платы на те земли, которыми они ранее владели и сдавали крестьянам, а это вызвало разорение части сельского населения и рост нищенства.⁴²

Любопытно, что и позже, в период Просвещения и революций, роль церкви и монастырей в облегчении участи бедняков оставалась весьма существенной. В 1707 году епископ Каркассона сетовал на крайне тяжелое положение народа, вызванное неурожаем и, в частности, отменой десятины, которую местные священники распределяли на нужды неимущих.⁴³ А ликвидация монашеских орденов во время Великой французской революции привела к тому, что даже полвека спустя, в 1847 году, во Франции было вполовину меньше больниц, чем до революции.⁴⁴

Это показывает, что католическая церковь была не только охранительным учреждением в чисто полицейском смысле этого слова. Также она играла громадную роль в качестве системы социального обеспечения, которая в тяжелейших условиях примитивного экономического уклада Средних веков помогала сохранить жизни и не впасть в полное ничтожество множеству людей.

СНОСКИ

1. ↑ Первые постановления Божьего Мира в XI столетии
2. ↑ Жан Флори, "Идеология меча", гл 8, разд. II
3. ↑ Andrew McCall, "The Medieval Underworld". Перевод сделан Михаилом Талако
4. ↑ А.Я. Гуревич, "Начало феодализма в Европе", гл II, §1. "Обычай и ритуал по варварским Правдам"
5. ↑ Peter T. Leeson, "Ordeals", George Mason University, The Journal of LAW & ECONOMICS, с. 697-698
6. ↑ Ibidem, с. 706
7. ↑ Ibidem, с. 709
8. ↑ Ibidem, с. 710
9. ↑ Н.Ф. Колесницкий, "Феодальное государство", гл 4, разд. "Централизация судебно-административной власти. Реформы Генриха II"
10. ↑ М. Суини, "Лекции по средневековой философии", лекция 23
11. ↑ Филиппов Б., Ястребицкая А., "Европейский мир Х-ХV вв.", разд. VII, Приложение
12. ↑ Жан Делюмо, "Ужасы на Западе", гл. V
13. ↑ Ibidem
14. ↑ Лев Гумилёв, "Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению", гл. 6, разд. "Катары"
15. ↑ Анн Бренон, "Отказ от телесности"
16. ↑ Жан Мадоль, "Альбигойская драма и судьбы Франции", гл. 2, разд. "Мораль катаров"
17. ↑ Анн Бренон, "Жизнь и смерть христианской церкви", ч. 3 "Что такое катарская Библия"
18. ↑ Жан Мадоль, "Альбигойская драма и судьбы Франции", гл. II, разд. "Доктрина катаров"
19. ↑ Ibidem, гл. II, разд. "Антиклерикальность и катаризм "
20. ↑ Ibidem, гл. II. разд. "Антицерковь"
21. ↑ Christopher R. Cheney, "Pope Innocent III and England"
22. ↑ Accumulated by Matthew White, Albigensian
23. ↑ Генри Чарлз Ли, "История инквизиции" т. 2, гл. 1
24. ↑ А. Устинова, "IV Латеранский собор 1215 года и программа борьбы с альбигойской ересью"
25. ↑ Жан Мадоль, "Альбигойская драма и судьбы Франции", гл. IV, разд. "Инквизиция"
26. ↑ Генри Чарлз Ли, "История инквизиции" т. 2, гл. 1
27. ↑ И.Р. Григулевич, "Инквизиция", разд. "Новая инквизиция приступает к работе"
28. ↑ Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы
29. ↑ Д. Плейди, "Испанская инквизиция", кн. 1, разд. "Жертвы святой палаты"
30. ↑ О. Marguard, "Neuzeit vor der Nouzeit? Zur Entdramatiorumd der Mittelalter". Перевод Андрея Мартьянова
31. ↑ У. Монтер, "Ритуал, миф и магия в Европе раннего Нового времени" гл. 4 "Инквизиция в Средиземноморье"
32. ↑ Ibidem. См. также лекцию А. Серегиной "Реформация: рождение современной Европы" с 1:06 минуты
33. ↑ И.Р. Григулевич, "Инквизиция", разд. "Закат Супремы"
34. ↑ У. Монтер, "Ритуал, миф и магия в Европе раннего Нового времени" гл. 4 "Инквизиция в Средиземноморье"
35. ↑ В.Н.Земсков, "О масштабах политических репрессий в СССР"
36. ↑ Массимо Монтанари, "Голод и изобилие. История питания в Европе", разд. "Вынужденный выбор"
37. ↑ Т. Вудс, "Как католическая церковь создала Западную цивилизацию", гл. 9
38. ↑ Ibidem, гл. 9, разд. "Первые больницы и рыцари-иоанниты"
39. ↑ Adam J. Davis, "The Social and Religious Meanings of Charity in Medieval Europe"
40. ↑ Лекция А. Серегиной "Реформация: рождение современной Европы"
41. ↑ Т. Вудс, "Как католическая церковь создала Западную цивилизацию", гл. 9, разд. "Первые больницы и рыцари-иоанниты"
42. ↑ Ibidem
43. ↑ Хрестоматия по Новой истории, т. 1, Франция, гл. 1, "Епископ г. Каркассона - генеральному контролеру (19.VIII.1707 г.)"
44. ↑ Т. Вудс, "Как католическая церковь создала Западную цивилизацию", гл. 9, разд. "Первые больницы и рыцари-иоанниты"

<предыдущий раздел | следующий раздел>