ПОЧЕМУ БЫВШИЙ ИЕЗУИТ СТАЛ ПРАВОСЛАВНЫМ МОНАХОМ
25.12.2016
1884 просмотра
Найдено в Интернетах

Иеромонах Константин (Симон) родился в 1955 году в США в семье венгра и украинки, был крещен в католической церкви, стал священником и вступил в орден иезуитов. Работал вице-ректором Восточного Папского института в Риме, где преподавал историю Православных Церквей. Был советником Папского совета по содействию христианскому единству. В 2014 году перешел в Православие. В апреле 2015 года принял монашеский постриг и вступил в братию Высоко-Петровского монастыря в Москве.

Когда я учился в университете на факультете филологии, (не богословия), секуляризация была до такой степени сильна, что мне даже нельзя было говорить, что я священник. Они издевались. Это не тот научный атеизм, как существовал в Советском Союзе, они не могут тебя из-за этого выгнать. Просто не принимают всерьез. И это — высшие интеллектуальные круги немецкого общества.

Даже сами иезуиты в Германии меня очень поразили — иногда, живя там, я считал, что живу с язычниками. Студенты упражнялись в проповедях и любили делать провокации. Я помню, в это время вышел порнографический фильм, и кто-то говорил проповедь на эту тему. Другой, я помню, сказал, что он не верит в загробную жизнь.

Очень странно, но такова была среда у иезуитов в Германии. Если ты приходил в трапезную даже в воротнике, они обзывали тебя неприличными словами. С другой стороны, на интеллектуальном уровне они были очень высоки. Некоторые из иезуитов были знаменитостями.

В Риме такого не было. Была секуляризация и у иезуитов, но не до такой степени. Но в Риме были совсем другие проблемы. Недостаток духовности и недостаток литургической жизни. Решающее значение при окончательном выборе моего жизненного пути в Православии имел тот недостаток литургической жизни в современной католической Церкви, который подтолкнул меня к этому шагу.

В Риме есть даже курсы духовности. Я никогда не понимал, как можно научно заниматься духовностью. Духовность для меня — это что-то личное, и нельзя преподавать духовность, хотя в католических университетах это официально преподается, и некоторые католики получают в духовности доктораты.

Помню, мы с моим другом путешествовали по Западной Украине и по Словакии, посещали католические храмы, униатские и православные. И мой друг-словак, который сам из Рима, мне сказал: «Странное ощущение: мы входим в католический костел, и все холодно, мы входим в православный храм, а все тепло».

Я приехал в первый раз 1990 г. в Россию. Мое впечатление от этих времен очень сложное. Было очень много верующих людей, но храмы были так разрушены! Картонные иконостасы, богослужение шло в этих страшных условиях. А с другой стороны, люди часами стояли в этих руинах и молились.

Я помню, как посетил храм в центре Москвы на Пасху, и мне сказали, что метро начинает работать только в пять часов. И прихожане остались в храме и молились после длинного богослужения до пяти утра и потом возвращались домой.

Это на меня произвело очень глубокое впечатление, потому что католики часто не могут сидеть на своих скамейках даже сорок пять минут — уже хотят выйти из костела. а эти люди стоят шесть-семь часов и в таких условиях.

Когда я решил перейти в православие, мне часто говорили, что мне будет неудобно в Москве, потому что меня никогда не примут. Из-за того, что я, во-первых, американец, во-вторых, я украинского происхождения со стороны матери, и сейчас отношения Украины и России очень напряженные. Потом говорили, что меня не примут, потому что я — бывший иезуит, и скажут, что бывших не бывает.

Но так не произошло. Меня очень хорошо приняли здесь в монастыре. Я никогда не чувствую себя отстраненным.
Прежде всего, конечно, я благодарен Святейшему Патриарху Кириллу, который меня принял, благодарен архиепископу Петергофскому Амвросию, совершившему чин моего присоединения к Православию. Благодарен нашему наместнику отцу Петру (Еремееву) и братии этого монастыря, которые так хорошо ко мне относятся. И вообще, всё не так, как мне предсказали в Риме. Всё наоборот.

Потом студенты познакомили меня с епископами. Владыка Амвросий Петергофский очень хорошо ко мне всегда относился. Потом я познакомился с владыкой Романом Якутским, который является блестящим примером епископа.
Он находится в очень трудных условиях, но все-таки все успевает, даже если иногда у него здоровье не на уровне, но очень старательный и все исполняет. Еще владыка Лонгин Саратовский, владыка Александр, сейчас он в Казахстане, очень на меня повлияли.

Я должен сказать, уже когда я в первый раз был в Петербурге, когда я впервые увидел академию, как учатся православные студенты, это на меня очень подействовало. И уже тогда я хотел официально принять Православие, но этот процесс длился, по крайней мере, два-три года. Я готов был принять Православие лет пять тому назад.

Мой собственный опыт преподавания в Папском Восточном институте в Риме на протяжении 30 лет среди иезуитов является неоднозначным. Хотя я и восхищаюсь ученостью, которую встречал среди своих коллег, я также видел там – и в Германии, и в Италии – нехватку преданности Церкви и молитве. Некоторые едва могли совершать Мессу, а молились еще меньше. Поддавались искушению преувеличивать
интеллектуальные занятия, что и приводило многих к чувству гордыни, самоуверенному высокомерию, властной самости и нетерпимости к мнению других. Может быть, автор Киевского Патерика был прав – по крайней мере, в некотором смысле.

Тем не менее, мы считаем важным заявить, что сочетание «монашества» и «учености» в строгом смысле этого слова – это трудно, но возможно.

Источник