Православнутость или вера?
21.02.2014
8600 просмотров
Дарья Косинцева

Для меня разница между «ультра-православными» и верующими православными такая же, как между учительницей литературы, преподающей в школе поэзию Есенина, и реальным Есениным, любящим поэзию. Учительница считает себя, конечно, безусловно, носителем культуры, освященной «традицией», и поэзия для нее – набор застывших форм из параграфа учебника. Если бы в ее 11-м классе учился реальный 16-летний Есенин, двоечник, раздолбай и хулиган, который бы писал гениальные стихи про жизнь современных пацанов, смогла ли бы она опознать в нем носителя той самой «правильной» культуры? Да ни за что на свете! Для нее поэзия – это только форма, а не живая и реальная вещь.

Я краем глаза читала, что в каких-то особо крайних формах шизофрении человек не испытывает эмоций и чувствует себя настолько отчужденным, что не понимает, почему люди улыбаются или плачут. Но такой человек может, например, понаблюдать за влюбленными, а потом старательно воспроизводить мимику, жесты и «традиционную культуру влюбленного». Для него «любовь» – это только определенный набор ритуалов: цветы там, кино, кафешка. И, кстати, он будет вполне считать себя правильным «влюбленным». Тем более правильным, чем более правильно он воспроизводит язык и формы «влюбленности», почерпнутые из традиции. И чем больше он будет сомневаться в том, что способен любить, тем ревностнее он будет защищать эти «формы влюбленности». А если женится, то, наверно, будет «прекрасным семьянином» и будет ревностно защищать «традиционные семейные ценности».

Вот, например, что про это говорит протоиерей Павел Великанов: «Проблема возникает только тогда, когда мы начинаем корчить из себя таких ультра­консервативно-"православнутых" до мозга костей людей. Воцерковлённость – это не диагноз. Мне кажется, скорее это то, что позволяет спокойно разговаривать с другим, не боясь потерять свою идентичность. [Апостол Павел ведь не боялся потерять свою идентичность, когда разговаривал с иудеями как иудей, с язычниками как язычник...] Он чувствовал, что есть то, что он не может потерять, я так думаю, поэтому он и мог говорить со всеми на их языке. В нём было то, что он не боялся в глубине души утратить... И это Христос. Если мы говорим, что мы, православные христиане, являемся свидетелями Христовыми здесь и сейчас, то, значит, если мы боимся, то мы не это боимся потерять, а что-­то другое. Мы боимся потерять "православную стилистику", понимая, что мы в силу многих причин в неё не очень вписываемся – может быть, в силу воспитания, в силу других "культурных кодов", как сейчас говорят».

Конечно, чем меньше уверенности (собственно – ВЕРЫ) у человека в том, что в православии есть что-то помимо «культурной традиции русского народа», тем агрессивнее реакция на сомнение и на сомневающихся как на угрозу своей хрупкой системе. Шаг вправо, шаг влево – расстрел! Вот что на ту же тему говорил митр. Антоний Сурожский: «Но когда мы обнаружили слабое место или новый факт – это означает, что у нас есть новые данные для построения, а не просто данные для разрушения. И это очень важно: ученый ставит свою модель под вопрос, потому что уверен, что реальность незыблема. Христианин не смеет посягнуть на свою модель, потому что боится, что его модель и есть Сам Бог,и что, ставя под сомнение модель, он посягает на Бога».

Кстати, разная реакция православных на пляски «Пусси Райот» – это просто реакция с этих двух разных точек зрения. С точки зрения православия как «культурной модели» пляски в храме – это покушение на самое существо православия. К этой точке зрения легко присоединяются и неверующие: язычники, атеисты, которые тоже болеют за «культурные традиции». Просто потому что тут не про веру. А с точки зрения православия как веры в Бога-Любовь ничто так не вредит православию, как тот взрыв ненависти, который излился после посягательства на «культурную традицию».