Теология стокгольмского синдрома
23.01.2017
6171 просмотр
Блог портала "Предание.ру"

Автор: Владимир Шалларь

«Теология стокгольмского синдрома» — так я бы назвал одну современную идею, которую часто можно встретить у «атеистов-обывателей», которые не верят в «небесного старика» и получают странное удовольствие, ругая его. Идея такова: Бог, всезнающее всемогущее существо, создал мир и установил законы. Следование им – добро, нарушение – зло. За добро – в рай, за зло – в ад. Таков их взгляд на христианство.

Почему мы связываем такую теологию со стокгольмским синдромом, ясно: она подразумевает, что Бог – виновник всего, а стало быть — всего зла. Тогда Он – кровавый палач. То, что такого любят и почитают, нельзя объяснить ничем, кроме стокгольмского синдрома. Предел этой идеи, когда христианство оставило себе только имя, – кальвинистский кошмар.

Уже не раз замечали: в такой религии человек добрее Бога в самом буквальном смысле. Именно в рамках теологии стокгольмского синдрома возникает специфическая проблема теодицеи. А именно: что вообще происходит? Первый жест теодицеи, жест, вызвавший ее на свет, – обвинение (справедливое!) Бога в зле, ибо, конечно, в такой теологии Он виновен во всем. Теодицея предъявляет счет Богу, она считает Его (понимая это или нет) виновником зла. Возникает теология стокгольмского синдрома, оправдание оператора пульта управления миром, нажимающего кнопки «рак ребенка», «война» и пр.

Другой интересный момент – аргумент от зла: если мы видим саму проблему зла, значит, есть Бог, иначе мы не смогли бы даже уловить ненормальности, нелепости зла – оно бы воспринималось как естественный аспект мира — и проблемы бы не было. Парадоксальным образом классическая теодицея к этому и ведёт и поэтому никого не убеждает.

Парадоксальной задачей теодицеи является скрыть жест обвинения Бога, притвориться, что Бога она защищает. Провальная затея, ибо сама логика вины уже принята. Начинается любимое занятие участников моральной экономики: подсчеты и взвешивания. Да, зло есть, но его творят твари, не Творец (перекладывание вины). И далее: зло будет причиной какого-то будущего блага, будет обменено на блага, в крайнем случае на благо справедливости: виновные будут наказаны. Абсурд всего этого виден сразу — не сразу видно, что с Евангелием это не имеет ничего общего.

Мошеннический жест теодицеи — обвинить Бога, а затем затемнить дело, переложив вину на людей, — плох не только своим двурушничеством и непрозрачностью, но главным образом тем, что он занимается поиском виновного — а это сама суть мира сего. Если зло хоть каким-то образом входит в общую систему — оно не зло, если оно для чего-то нужно — не зло. Придать бессмыслице зла смысл — значит оправдать зло.

Теодицея — не решение проблемы зла, а ее ликвидация. Если даже пользоваться правилом справедливости как рамкой для объяснения зла, кое-что в него не укладывается: невинное страдание, верх зла и абсурда. Сама идея о том, что невинные должны страдать, кажется нам абсурдом. В учении о карме и обывательски понятом первородном грехе это решают опять мошеннически: все виновны. Прекрасно, но в христианском учении это не работает: есть как минимум Один безусловно невинный. Но Его страдания — выкуп наших грехов! Чего только не делали с Искуплением! А ведь все так просто: зло есть, и оно бессмысленно и жестоко. Не надо его оплачивать (осмысляя или наказывая): его надо отбросить.

В зло входят известные способы борьбы с ним. Какие способы борьбы со злом предлагает Писание?

Чудо мира

Книга Иова полностью посвящена нашей теме. Ответ Бога Иову, как мы помним, — парад чудовищ, всемирный карнавал, веселье сынов Божьих и ликование утренних звезд. Ответ этот «работает» и сейчас: лед по-прежнему такое же чудо, дождь — по-прежнему дар. Мир больше, намного больше, чем мы себе представляем.

Рассказ о Левиафане — что это за ответ? Это как отвести грустного на праздник, выйти из дома на простор. Разве может тогда человек роптать? Но дерзновение, ропот, продолжение разговора с Ним — начало простора. Иов встал в полный рост миру и потому смог его увидеть. И игровой характер пролога!

Другая история — когда Антоний Великий жаловался, зачем Бог попустил бесам его мучить (вечная жалоба теодицеи). «Хотел посмотреть твое ратоборство», — отвечает Бог. Вот чего хочет Бог — падения в простор. Бегемот и Левиафан — вот суть! Ужас и великолепие — сама реальность. Она неподвластна, ее не возьмёшь, не прикажешь, не приручишь; она — живая. Бог утешал Иова Левиафаном. «Ну чего ты плачешь, посмотри, какой зверь!» В Ветхом Завете Бога «слышали слухом уха», теперь его «видят». Вот ответ Бога — просто прийти, и вопросы все отпадают: что еще нужно?

Как толковать Книгу Иова? В первую очередь понять: эта книга наполнена радостью, она вся — изумление, вся — свет, гимн Творению. Иов — попиратель всех теодицей: друзья Иова хотели доказать, что его страдания оправданы, необходимы, справедливы, что они не зло. Но Бог отверг друзей Иова, Бог — на стороне Иова. Ответ Бога: мир не уложишь в схемы, «объяснения» — нет. Мир огромен своей радостью и вечной новизной. Сознанию не удастся подчинить мир своей убивающей хваткой.

Нам не нравятся отсылки богословия к Тайне, потому что мы чувствуем непреодолимый заслон нашей тяге к господству, к «обаналиванию» мира, чтобы он не пугал нас своей всегда непредсказуемой широтой и радостью. Но здесь — указание на эту новизну, широту, простор мира. Адекватный ответ — всегда — удивление. Почему Тайна? Это не пыльные тайны эзотерического чулана — нет, бесконечное сбывание бытия и простор будущего. Почему мы не можем просто принять то, что нам дают с такой щедростью, почему не можем — просто радоваться?

В Божьем ответе Иову есть послание: живи в этом просторе, помни, что мир никогда не банален, всегда нов. Твои смешные схемы не отвечают тому прекрасному, что есть, а ничего другого — нет.

Кто не может понять Книгу Иова как самую веселую книгу на свете — не может понять Писания вообще. Друзья Иова, морализаторы и рационалисты, отвергаются как сор, а Иов принимается. Так в чем ответ на вопрос о зле? Ликование утренних звезд, веселье сынов Божьих, Левиафан и Бегемот, чудо мира! «Дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде», — ибо дару не будет конца, любовь конца не знает. Бог хочет, чтобы все сбылось. Бог допускает зло? Бог допускает вообще все, это мы ничего не допускаем.

Евангельская логика

И вот само Евангелие. О чем бы ни говорили притчи и заповеди Христа, все они устроены одинаково — по механизму неэквивалентного обмена. Работникам, пришедшим в разное время, платят одинаково. Ради одной овцы оставляются девяносто девять остальных. Блудному сыну выбегают навстречу и предлагают ягненка. В чуде умножения хлебов их оказалось так много, что еще и осталось, — Бог дарит, не считая. Улов рыбы таков, что апостолы с трудом подымают сеть, а лодка чуть не переворачивается. Сосуд с драгоценным миром бессмысленно разбивается — зато весело! Надо подставить другую щеку, отдать и рубашку сверх требуемого…

Все это в высшей степени «несправедливо». Зато рационально — и мы попробуем это показать. «Продолжи драку» — императив мира сего: «честь», справедливость и пр. Выйти из драки — не только «этично», но и просто рационально, если хотите — эгоистично. Наказание удваивает разрушение от преступлений. Добрая борьба со злом — вот что нужно. Прощение ликвидирует само преступление. Любой дар работает на возрастание бытия.

Христианство обвиняют в эксплуатации чувства вины. Но обвинять надо не его, а понятия «совести» и «справедливости», осуждение тех, кто осуждает (если даже мы осуждаем сами себя!). Покаяние, слово малопонятное, означает не что иное, как отпускание вины, причем бесплатно: «Я зверски убил десятки детей» — «Что ж, иди, получай вечное блаженство!».

«Кто без греха, пусть первый бросит в нее камень» — в русле обычного предательства Евангелия эти слова понимают так, что наказывать нужно и можно, но только безгрешным судьям-палачам. Вообще-то, там стоял Один совершено безгрешный Человек. Разве Он бросил камень? «Мы не имеем права, пусть Бог решает»… Не отдаем ли мы Ему нашу грязную работу? Но Бог именно так борется со злом — оставляет его (как Бог реагирует на убийство Авеля Каином? — дает ему каинову печать, т. е. защиту, запрещает убивать Каина — и это всё!). Предлагается вечное блаженство за просто так, ведь Бог не берет платы ни за что. В рай попадают по благодати, в ад — по справедливости.

Христианам заповедано быть как дети, беззаботными — как лилии, как голуби. Приглашаются званные и не званные. Платят всем одинаково — одинаково безмерно. Безумно? Нет, рационально. Почему бы, собственно, всем не дать всё? Справедливость — морок, крепко схвативший нас. Бытия сколько угодно, только бери.

Всё — морок и пыль. И это отличная новость, ибо бытия сколько угодно, и пора прекратить «сводить счеты». Бесконечность в счет не загонишь. Если есть бесконечность — нет рынка, нечего считать.

Кровь, башня, слепота

Обсудим еще два отрывка из Евангелия, имеющие принципиальное значение.
Тринадцатая глава от Луки: «1 В это время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их. 2 Иисус сказал им на это: думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? 3 Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете. 4 Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? 5 Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете».

Девятая от Иоанна: «1 И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. 2 Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? 3 Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии».

Здесь описаны три главных вида зла: несчастный случай (башня), сознательное зло (кровь), врожденная болезнь (слепота).

Так почему Пилату было позволено убивать, башне обвалиться? Очевидный ответ — не за грехи! Заметят ли выдумщики теодицей, что Христос уже ответил им? Вопрошающие мыслят в логике платы за зло, осмысления зла, рынка, купли-продажи. Покайтесь: выйдите из этой логики. Что со слепорожденным? Наказан? — нет! Нет никакого морального рынка — просто должны явиться дела Божьи. Эти «дела» у нас фигурировали выше при обсуждении Книги Иова и вопроса св. Антония. Пусть будет бытие, пусть будет чудо мира — вот они, дела Божьи.

Слепорожденный, силоамская башня, кровь галилеян; желание встроить зло в систему. Христос ничего не отвечает, просто отвергает — потому что зло бессмысленно, как таковое оно своего места не имеет. Живи в этом.

В этом механизм смирения, понимания своей грешности, «хужести». Святые говорят, что они «хуже всех», потому что уже не играют в эту игру, они в благодати. Это не значит — сравнять себя с дерьмом и поэтому думать, что дошел до смирения. Святые же так: я самый грешный, и я вижу Свет, я в Свете, поэтому личная праведность уже не важна. Притчи о мытаре и фарисее, о работниках, о блудном сыне — все говорят об анархии Божественной Любви, смывающей иерархии, наши оценки, наши системы.

Здесь надо прояснить отношения «морализма» и «евангельской этики». Несколько грубо, но удачно это получалось у Леонида Андреева: «стыдно быть хорошим». Фарисей перед мытарем, пуританин перед каким-нибудь невоздержанным человеком: Христос каждый раз с «плохим». Евангелие — про любовь и радость, про милость и прощение, про пир, куда приглашены все. Морализм же есть нечто обратное всему этому. Христос — не пуританин.

Притчи Спасителя ломают мирские законы, чтобы мы подготовились к буйству Его милосердия.

Так как же решается «проблема» зла? Просто: борьбой с ним. Можно увязать в спорах и драках, продолжать игру зла. А можно дать бытию сбыться: накормить голодного, освободить узника, вылечить больного. В чем смысла рака? — ни в чем. Он — наказание, его надо принять? Он — свидетельство абсурда, несправедливости мира? Нет, в раке нет смысла, зато смысл есть в работе врача, который его лечит. Зачем лечит? Чтобы больной выздоровел, ел хлеб и пил вино, забыв всё, что было.

Искупление

Искупление — центр богословия. И это тот момент, когда Бог победил зло. Искупил его — т. е. заплатил за преступление? Искупление этимологически и по сути — освобождение из рабства, что есть все же нечто другое, чем плата за долги. Можем ли мы его объяснить? Григорий Богослов, например, не знает, кому принесена Крестная жертва. И это не констатация непонимания, а как раз наиболее точное видение.

Если продолжить метафору морального рынка, то Христос не платит за наши долги, а вносит на рынок бесконечную массу ценности, что привело к обесцениванию моральных обязательств. Не оплатил долги, а обесценил; не переоценка ценностей, а уничтожение рынка! Страдание как плата — вот как точно нельзя говорить о Кресте. «Христос-обманщик» более приближен к истине. Идея о том, что Христос «обманул сатану» («теория приманки» у ранних восточных богословов) ближе к истине. Но вообще — суть не в страданиях, а в воскресении, т. е. победе над страданием. Не логика платы, а нарушение этой логики, ибо в обратном случае мы не искуплены. Вся штука в том, что долг аннулирован.

Нужно акцентировать внимание на роли невинного страдания в Искуплении. Если невинное страдание (в пределе — бессмысленная смерть) есть само воплощение нелепости, то Распятие — апофеоз нелепости. Голгофа — точка, где Логос умирает, Смысл захлебнулся в абсурде. Преступление и наказание — это не про христианство. Мы, грешники, искуплены смертью Невинного — единственного Невинного. Т. е. Искупление — противоположность правосудия. Это мир сей выстраивает отношения купли-продажи, кармы, взаимообмена и т. д. Но Господь безрассуден и несправедлив. Его любовь опознаётся нами здесь, в падшем мире, как всепрощение — негатив Его абсолютной радостной вечности. Бог ломает системы мира просто Своим Присутствием, которое прорывает замкнутость мирских иерархий и сжигает их.

Если во зле и в страдании есть смысл, то это уже не зло, а что-то доброе, имеющее смысл, задуманное Богом. Т. о. теодицея не решает, но ликвидирует проблему — в такой теодицее просто нет зла. Но на самом деле зло нелепо и бессмысленно. Страдание, если понимать его как наказание (или каким-нибудь другим рациональным способом — как испытание и т. д., «философия друзей Иова»), — не зло, а нечто благое. В центре мысли надо держать невинное страдание и его высшую точку — Страсти Христовы. Какое название носит зло в христианстве? — первородный грех. Справедливо ли, что следствия первородного греха передаются на все человечество? Конечно, нет. Это и есть зло, бессмысленное, жестокое. Не надо искать смысла первородного греха. Его надо уничтожить, что и сделано на Кресте. Все несправедливо: первородный грех несправедлив негативно, Искупление — позитивно.

Зачем Бог создал такой мир? Так Он его таким не создавал. Во всяком случае, так утверждает христианство. Такой мир, мир сей — как раз надо уничтожить, произвести революцию против мироправителей.

Почему Бог допускает зло? Бог допустил убить Себя, Бог был в аду. И Он воскрес. В этом вопросе Церковь не может предъявить ничего, кроме Воскресения. Решая эти проблемы, надо не забывать евангельского контекста: Бог — это Распятый, Бог — это Убитый. Вопрос о том, почему Бог допускает зло, должен быть переформулирован так: почему Распятый допускает зло. Дело всегда в образах, в том, как мы мыслим: христианский Бог — Распят, христианский Бог — не тиран, забывший про своих рабов. Он — всеблаг и всемогущ, и Он — Распятый. Надо понять логику этой образной системы — ведь все богословие сущностным образом образно, ибо прямо к Богу не приложимы никакие понятия.

Хэппи-энд

«Так случилось», что есть первородный грех и зло. Это «не нужно», но произошло. Всё — история. Писание — ничто иное, как история, Символ веры – она же, сжатая до формулы («при Понтийском Пилате…»). История — это то, что есть, совокупность произошедшего и происходящего. Искупление — прежде всего историческое событие. Оно меняет историю. Каким образом? Задает новый тип социума, ломает моральную экономику. Люди «нового типа» образуют Церковь, новый социум. Где действовала и действует Церковь — там мир меняется. Важно только помнить: истина Евангелия, если она истина, — истина историческая: она должна явить плоды, поверить себя практикой. Она должна изменить историю: бороться со злом. Должны явиться дела Божьи. Апокалипсис — финал истории.

Апокалипсис — книга с самым бесстыдным хэппи-эндом в истории. Суд — последний и страшный. Последний: завершенность, оформленность, полнота, финал. Апокалипсис — это разрушение и уход старого, приход новизны. Революционность, гроза. Последняя схватка, победа. Под конец, бешено радуясь, вырваться из падающего. История: кто откроет книгу сию? И плач, потому что никто не достоин. Боль от того, что нет достойного, который запустит Апокалипсис, завершение истории. Достоин Агнец.

Так начинается событие Апокалипсиса со всеми его катастрофами, Зверем и т. д. Как мы хотим этого, как всматриваемся и ждем: ей, гряди, Господи! — так говорили и чувствовали ранние христиане. Тот факт, что позднее христиане начали бояться Конца, ждать не Христа, а Антихриста, эсхатологическая радость сменилась на эсхатологический испуг, — сигнализирует о чем-то очень неладном.

В атмосфере этой радостной грозы заметим только одно — как совершается победа Бога. Лев иудейский оборачивается закланным Агнцем. Бог побеждает кротостью и смирением. Конец: «жили долго и счастливо». Финал (когда герои «уходят на закат») манит, конечно, не тем, что «ничего не будет», а тем, что сейчас наконец-то и начнется Новый Иерусалим. Вавилон пал, «и купцы земные восплачут и возрыдают, потому что товаров их никто уже не покупает». Теперь другая экономика: «Жаждущему дам даром от источника воды живой». «Наконец канитель истории кончилась», — говорил Соловьев про Апокалипсис. Началась наконец подлинная история.

По материалам статьи, опубликованной на сайте Предание.ру
Оригинал статьи.