Автор: протоиерей Игорь Прекуп
Источник: pravmir.ru
В наше полуатеистическое время — нормальных атеистов не осталось, как и святых, — когда веры нормальной нет, бытовой сатанизм, язычество — люди решают свои проблемы независимо от того, есть Бог — нет Бога.
Когда говорят «похороны», то значит — труп зарыли в землю. Похоронили, бирку повесили, говорят: был человек — нет человека. Всегда обращаю внимание на эту лживую фразу: душа-то жива, человек есть, и о нём надо реально заботиться, чтобы ему хорошо было. А когда говорят, что нет человека, то значит, спихнули, зарыли, и трава не расти.
Для древнего человека — неважно: христианин, не христианин, — погребение органично было связано с представлением о загробном мире. Какое было представление — другой вопрос, но одно предполагало другое. Поэтому когда в Символе веры говорится, что Христос был погребён, то имеется в виду не только погребение тела, но и то, что закономерно должно было происходить с душой умершего человека, это по умолчанию, имплицитно присутствует Его сошествие во ад. А сошествие во ад — это естественно, ибо Он соделал весь путь, вочеловечился, Он должен был пройти путём человека до конца, а путь человека до конца — это сошествие в преисподнюю, ибо все, даже самые святые, туда шли, до Воскресения Христова.
— Иоанн Креститель, согласно церковному преданию (начиная с Ипполита Римского), проповедовал в аду — значит, там было покаяние до сошествия Христа?
— Я вообще не люблю рассуждать на темы того, что происходит по ту сторону. Мы многого не знаем, да и не в состоянии описать адекватно. Всегда боюсь сказать что-то не то. Насчёт покаяния: сказано чётко — покаяния на том свете нет. В том смысле нет, что человек всё, что можно сделать для себя, делает здесь. А если не сделает, то и никогда не сделает. Это его старт, смерть — это старт в жизнь вечную.
— А все апокрифические сказания, вроде как у Достоевского про луковку — оно же на основании жития Петра мытаря — это же всё есть в традиции, представления о том, что человек может меняться там?
— Нет, его можно лишь там поддержать, подпитать. Надо понимать, что состояние покойных — это ожидание, как бы предвкушение того, что им предстоит после всеобщего воскресения. Феофан Затворник сравнивает состояние покойника с положением младенца в утробе матери, который через пуповину получает питание. Наши молитвы о наших покойных — это питание им, которое реально нужно, но это не значит, что они радикально из-за этого меняются, хотя какие-то изменения могут быть. Если человек ушёл в состоянии вражды на Бога, то это не значит, что его там за это будут наказывать, пинать, жечь, — нет, это выбор, который влечёт за собой определённые последствия, он уже здесь меняется по образу соблазнившего, а после смерти то, чем он жил, просто открывается ему на фоне того, к чему был призван. Какой адской муки вам еще надо?!.. Другое дело, если человек искренне заблуждался…
— Тогда он скажет: «Господь мой и Бог мой!», — увидит Бога духовными очами?..
— Да, я вполне это допускаю, потому что он, возможно, при жизни таким был, только ему мешали, между ним и Христом стояли люди и всем своим видом претендовали, что они и есть самые что ни на есть православные, Божью волю творят, что их глупость — это простота во Христе, их тщеславие — благочестие, оказывается, а трусость, угодничество, подлость — это, оказывается, кротость, послушание и смирение. А человек смотрит на них, слушает и делает выводы, что на кой ему сдались такие «добродетели». Соблазняется и гибнет, потому что между ним и Христом встала эта пародия на Христа и Церковь. Как у Губермана:
Есть люди, их ужасно много,
Чья жизнь посвящена тому,
Чтоб осквернить идею Бога
Своим служением Ему.
Так что… Богу, скажу так, все возможно. Нет ничего невозможного для Него. И не надо за Него решать. Что-то происходит там, но мы слишком мало знаем. Возможно, что человек как-то и очищается там, но не так, как при жизни, это не то, что мы называем покаянием. Человек вот вляпается в какую-то историю, переосмыслит свою жизнь и что-то поймёт, а бывает иначе: ничего толком понять не может, и Господь посылает ему какое-то страдание, которое от него не зависит, болезнь, например. От человека зависит, как он будет это нести. Бывает, что терпит это смиренно, с достоинством внутренним.
В Питере, когда учился, я санитарил в больнице Мариинской, тогда ещё Куйбышевской, в урологической хирургии, много чего насмотрелся. Помню одного парня, которого привезли после того, как его избила какая-то шпана, но далеко не сразу, он какие-то дни валялся дома, думал, что пройдёт. А у него кишечник лопнул в нескольких местах. Его прооперировали, зашили вроде всё, а не проходит. Его вновь разрезают, там воспаление, надо ещё кишечник укорачивать, а он умудряется воспалением лёгких заболеть — в конце концов, он оказался в палате смертников.
Что удивляло меня в этом человеке? Обычный парень, «не из графьёв». Когда совсем невмоготу — ну, матюгнётся, но никогда ни слова злого в адрес какого-то человека, медсестры или ещё кого, а он ведь лежал там долго, старожил был. Ни разу он никого не обременил, а мы все знаем, что такое страдание физическое. А у него мучения были постоянные, стабильные. И вот он просто терпел, не потому что какой-то особо воспитанный, а такой вот человек. Никакой особой религиозности не проявлял.
Это хороший пример того, как человек освобождается от огромного количества внутренней грязи через такое богоугодное терпение. Происходит переплавка, если у человека не хватает чего-то, чтобы осмыслить, но терпя страдание, он позволяет Богу себя переплавлять. Может быть, нечто подобное происходит и во время мытарств. Когда человек своими грехами, пороками застревает в этих таможнях, но от чего-то он освобождается, благодаря чему может проходить дальше. Он не чистилище проходит, где несёт наказание, а некий фильтр.
— А что происходило там, в аду, когда проповедовал Иоанн Креститель, или что могло происходить?
— Не знаю, меня там не было. Могли происходить радость и надежда. Он ведь проповедовал в лоне Авраамовом, где те, кто скончался в вере и надежде, но я подозреваю, что и всем остальным перепала его проповедь, скорее всего, тем, кто по немощи и неведению грешил, — им была радость: они знали, что «за ними скоро придут».
Иоанн Златоуст — это его частное богословское мнение, я его уже цитировал — описывает ад как опустевший, только бесы там остались. Ни души там не осталось, даже Иуды (это я уж от себя добавлю, но логично же: как говорится, «умерла, так умерла») — Христос разорил ад. Я склонен ему доверять, хоть общецерковное мнение другое — что не все. Есть мнение, что вывел только праведников или — что вывел всех, кроме закоренелых грешников, которые внутренне ненавидят Бога и все Божье.
Как говорит Исаак Сирин, любовь Божья настигает человека и в аду, другое дело, что для него это оборачивается мучением, потому что она противна его изуродованной, извращенной грехом душе: «Мучимые в геенне поражаются бичом любви. И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что они погрешили против любви, терпят мучение, которое сильнее всякого другого страшного мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, болезненнее всякого возможного наказания. Неуместна человеку такая мысль, что грешники в геенне лишаются любви Божьей. Любовь… дается всем вообще. Но любовь силою своею действует двояко: она мучает грешников, как и здесь случается другу терпеть от друга, и веселит собою тех, кто исполнил свой долг (перед Богом). И вот, по моему рассуждению, таково геенское мучение — оно есть раскаяние».
— Чем отличается тот ад, шеол, куда сходил Христос, от ада в новозаветном понимании? Это место, другое измерение или, всё-таки, состояние души человека?
— У святых отцов прослеживается мысль, что у ада есть и пространственные характеристики, но, — почему я и не люблю говорить на потусторонние темы, — там настолько всё другое, что описывать нашим языком сложно. В Мытарствах блаженной Феодоры» там она прежде, чем начать свой рассказ, делает оговорку, что нашим языком не передать той реальности, поэтому всё, что она будет описывать, — это образы, передающие состояние, суть того, что там происходит и тех, кого человек там встречает (все эти бесы беззубые, кошельки и проч.), но не надо понимать эти образы буквально. Определённый внешний вид характеризует внутреннюю суть.
Если говорить об отличиях, то в том аду были все, хотя праведники находились в ином состоянии, а сейчас ад — это не место праведников. Есть мнение, что ад — это отделённое от Бога место, кромешное, то, что кроме, вне света, самоизоляция…
— Но это самоизоляция или Бог изолирует?
— Это следствие самоизоляции, того, что человек в течение жизни себя изолирует от Бога, каждым своим выбором, когда решает, что его хата с краю. Он уходит, уворачивается из объятий Божьих, уходит с той тропы, на которую его Господь призывает, он от Бога дистанцируется, это его выбор. У Феофана Затворника есть такой хороший образ, что человек просто идет над преисподней, он не знает, не чувствует, но под ним уже адский огонь — потому что он забрел по жизни вот на эту территорию. Однако эту «кромешность» следует понимать в свете вышеизложенной цитаты из прп. Исаака Сирина.
— Часто воспринимают ад как наказание. Некоторые любят списки составлять: вот этот в аду, и этот, и тому место в аду.
— Ад как кара. Если воспринимать Бога юридически — значит, человек чего-то недопонял в христианстве. Человек свободен, и он выбирает — быть ему с Богом или нет. Если человек вне Бога, хотя по своей природе должен быть с Ним, то, естественно, он будет себя чувствовать плохо. Это логично — вечная мука логична. Она вытекает из человеческой свободы, иначе какая же это свобода, если в любом случае человеку будет хорошо? В этом диссонансе — страшное мучение. И самое ужасное, что ничего исправить нельзя, потому что это — последовательный выбор. Другое дело, если человек ошибался, двоился, — тогда еще неизвестно.
Бог — любовь, и в Нем нет зла, нет ненависти. И когда говорится о ярости Божьей, гневе Божьем, то надо понимать это опять же в контексте того, что нам говорится о Боге как о Промыслителе. Если воспринимать ад именно как кару, как месть какую-то с Его стороны, то тогда мы еще живем при Ветхом Завете. Да, конечно, мы должны признать существование вечных мук, но не потому, что Богу это угодно, а потому что Богу угодно, чтобы человек был свободен в своем выборе. Потому что без этого человек не есть образ Божий.
Помните, в притче о Страшном суде: праведники наследуют то, что им уготовано, а те, кого Господь называет проклятыми — они сами себя прокляли — они наследуют не то, что им уготовано. Не говорится, что тем, кто плохо себя вел, будет приготовлено то-то и то-то — нет. Ад приготовлен дьяволу и ангелам его, но грешники наследуют это из-за того, что по жизни шли, слушаясь бесов. И они наследуют их часть. То есть то, что не для них приготовлено, но они сами туда полезли. Причем не полезли один раз, а последовательно, по жизни отвергали путь любви и смирения. Выбирали путь дьявольский, путь равнодушия.
Чем замечательна эта притча — там не сказано, что вы терзали, воровали, насиловали. Понятно, что это плохо. Но Господь концентрирует наше внимание, что проклятым становится человек — от равнодушия. От того, что ему «по барабану», как себя чувствует тот или иной человек. А может быть ему даже не все равно, но он предпочитает «не париться». Понимаете, вот это желание «не париться» по поводу того, как себя чувствует другой человек, — это убийственное, самоубийственное желание. И оно вводит человека в состояние ада. Хотя он при этом чувствует себя комфортно — ведь он же «не парится». Это «проблемы» других людей.
Он себя тем самым проклинает. Он себя тем самым отлучает от Бога. Потому что проклятие — это отлучение, это изоляция настолько, насколько можно быть вне Бога. Потому что человек это выбрал, позволил себе так сформироваться — чуждым Божьей любви.
— Отец Игорь, то, что Вы говорите, можно прочитать в хороших христианских книгах, почему же люди предпочитают такой образ Бога-карателя?
— Так удобнее. Есть такая пословица, что можно доказать, что пиджак белый, если выдергивать из него только белые нитки. Многие воспринимают информацию по этому принципу.
— Почему-то им нравится именно про ад. О рае реже пишется и говорится…
— Нет, почему же. Они тоже имеют свой круг почитаемых лиц. Как правило, это люди, прославившиеся чем-то таким, не совсем вписывающимся в христианские нормы. Там могут быть и замечательные люди, и совершенно одиозные. Для них главное, чтобы эти лица своей якобы святостью оправдывали ненависть, оправдывали бы месть, насилие — все то, что противно христианскому духу.
Взять хотя бы преподобного Иосифа Волоцкого. Я ему не судья. Я не предлагаю деканонизировать и так далее. Но те, которые его почитают, зачастую почитают не за его мужество, которое действительно тогда требовалось, чтобы отстаивать православие от ереси, причем от ереси людей, находившихся во власти. Можно было не просто головой поплатиться, а делом всей своей жизни поплатиться, что для человека зачастую страшнее, чем голову свою потерять. Тем не менее, человек мужественно отстаивал, то есть человек честный внутренне.
При этом требовал казни еретиков, даже покаявшихся. Так чем он зачастую привлекателен для своих почитателей? Вот именно этой жестокостью — не твердостью, не преданностью, не готовностью жертвовать собой, не благочестием, молитвенностью, смирением, — а воинственностью и жестокостью. Находясь во святых, он как бы оправдывает нашу жестокость. Мы себе позволим кого-то ломать через колено — у нас есть святые, которые еще не так могли — и сразу легче на душе.
— Это ветхозаветное понимание или вообще языческое?
— Я сейчас не буду говорить насчет Иосифа Волоцкого и Геннадия Новгородского, потому что их положение было исключительное, и, действительно, православие было в очень опасном положении, и народ весь, вся паства — и нравы были дикие, и условия были экстремальные, поэтому не нам их судить. Но почитатели их руководствуются зачастую не то что даже ветхозаветным, а синкретичным мировоззрением. Они хотят и почитание Бога Единого в Троице сохранить, Иисуса Христа и Духа Святого, и Пресвятой Богородицы и всего нашего сонма святых, которые жили по любви, и в то же время они хотят ввести в систему ценностей дух чуждый, тот самый дух, который отвергал Христос. Когда Его не приняли самаряне, и тогда сыны громовы, Иоанн и Иаков, сказали: «Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал?» А Иисус отвечает им: «Не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать».
А они разве приводили в пример какого-нибудь древнего ассирийца или из мумба-юмба кого-то? Нет, они приводили пример из своей же религии: Илия — святой. Но Христос их довольно резко останавливает. Он не принимает ссылок на ветхозаветных святых в качестве оправдания своей воинственности. Всё, вы — другого духа, другого настроения, устроения.
Когда человек начинает мыслить и чувствовать в духе ветхозаветном, этим самым он обращается не к ветхозаветным святым даже, а пробуждает в себе подавленное язычество. Это у апостолов предки были из Ветхого Завета. А на нашем пространстве в основном другое наследие. Это наследие язычества, которое никак не может смириться с тем, что его христианство победило, и которое постоянно пытается овладеть людьми и заполнить собой содержание, оставив только оболочку христианскую, вот отсюда вот эта жестокость, стремление почитать такие знаковые фигуры как Грозный и Распутин. Независимо от того, какими людьми они были в реальности, но фигуры эти символизируют собой язычество в христианских одеждах. И внести, втолкнуть, впихнуть их в святцы — это их почитателям необходимо для того, чтобы было на что ссылаться, кивать головой — они же могли, значит это правильно, это нормально.
Неслучайно Святейший Алексий II назвал агитаторов за канонизацию Ивана Грозного и Распутина — «провокаторами и врагами Церкви». Причем человек может невольно оказаться провокатором и врагом Церкви — потому что пошел на поводу у других провокаторов и искренне уверовал в свой бред.
— Почему недостаточно знать, что Христос был распят и воскрес, почему нам важно знать эту историю — сошествие Христа во ад?
— Чтобы иметь ясное представление о вочеловечении Христовом. Господь стал человеком до конца. А путь человека был через преисподнюю. И наш путь — путь к воскресению — тоже лежит через крест и смерть.
Христос прошел весь путь человека — Он не только дал Себя распять, но Он в преисподнюю спустился, потому что все люди спускались в преисподнюю. Путь человека не оканчивался просто в гробу. Он пришел к людям не только на землю, но и под землю. Он к людям идет туда, где люди есть, а люди есть не только на земле, люди тысячелетиями томятся там, в ином мире, и ждут прихода Избавителя. Он к ним идет с самого начала, рождаясь, Он проходит эту земную жизнь — Он идет к ним — томящимся в преисподней.
