Очень личный вопрос: как это - быть христианкой?

Дарья Коршун

Сентябрь. Мы движемся по асфальтовой полосе между скалой и морем. Я задумчиво скребу ноготком ремень безопасности. В салоне тихо, и я ловлю себя на том, что напеваю какую-то песенку.
- Можно вопрос? – раздается внезапно с водительского сиденья.
- Ну да, – отвечаю я, подозревая какой-то подвох.
- Каково это – быть христианкой? – спрашивает мой друг.

Я ошарашенно молчу. Не потому, что я никогда не думала над этим вопросом, а потому что никто и никогда не интересовался мной настолько. Но, отвечая на этот вопрос, я буду отвечать не только за себя: в моём лице обретёт голос всё то, во что я верю. Сама я пришла к вере, потому что пара новых знакомых крайне искренне и убедительно поведала мне о том, что такое христианство. Именно люди, а не логические доводы, обычно являются наиболее убедительными, когда речь заходит о взглядах на жизнь и мир. Важен именно личный пример.
Вероятно, существуют люди, которым нет дела ни до интонаций, ни до выбора слов, которым важна только сама суть сообщения. Но, право, слова «распятый еврей» и «Богочеловек» – это по сути одно и то же, но как по-разному они звучат! Слова важны. Но они воспринимаются различно разными людьми. Совершенно одни и те же слова.
Как же ответить на этот вопрос так, чтобы быть понятой? Как перепрыгнуть в своём сознании из одного мировоззрения в другое и суметь подобрать наиболее точные слова?

Не знаю, как обходятся с этим вопросом представители других религиозных конфессий, но христиане в целом часто ведут себя ужасно. Не вдаваясь в специфику отдельных христианских вероучений, скажу лишь, что мы обычно начинаем отчаянно тыкать в Библию. Но это ведь невероятно бессмысленный жест по отношению к нехристианам, для которых Библия – это просто очень старая и странная книжка, которую написали не менее странные и давно умершие люди. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что отвечать на такой вопрос нужно просто искренне, а не демонстрируя свою сомнительную начитанность и не давя авторитетом “чудаковатых покойников”. Тем более что вопрос именно личный. Не «во что верят христиане», а чем мои мысли и чувства, как христианки, отличаются от моих мыслей и чувств, если бы я ею не была. Так, наверное.

Все эти суждения проносятся в моей голове быстрее, чем движется стрелка спидометра, на который я смотрю, пока мы идем на обгон. Я ёрзаю на переднем сиденье и коротко вздыхаю, потому что не уверена в том, что смогу подобрать слова. По левую руку от меня – тёплое море и яркое южное солнце, что создают ощущение безмятежности. Но я чувствую себя так, словно меня ударит током, если я скажу что-нибудь не то.
Я пытаюсь рассчитать длину своей речи, успокаивая себя тем, что мои друзья, во-первых, сами меня спросили. Во-вторых, скорость у машины достаточная, чтобы они не выпрыгнули на ходу, если я буду говорить как скучный и сумасшедший религиозный фанатик. А я точно буду. Хотя бы только потому, что любой разговор о религии для моих друзей обычно выглядит так, будто говорящий сошёл с ума и вербует кого-то в свое безумие. Это очень странно, но точно так: если человек говорит о своём мировоззрении или взглядах на что-либо, не задевая при этом тему религиозности, то его мнение – это просто его мнение; но если начать говорить о чем-то с религиозной позиции, то это заведомо воспринимается с огромным подозрением. Например, если сказать: «Думаю, украсть в магазине жвачку – это плохо. По крайней мере, меня так воспитали» – то всё в порядке, и твой собеседник кивнет головой с пониманием, даже если в это время жует ту самую жвачку. Но если сказать, допустим: «Воровать – это грех» – то звучит это сразу очень резко, плохо, вызывает недоумение и протест. Словно когда "так воспитали" – это понятно, а когда что-либо является твоим обдуманным выбором, то это подозрительно; так, что ли? В общем, я много раз проводила подобные “лингвистические тесты” с разными людьми и поняла, что «меня так воспитали» звучит убедительней, чем «это мой свободный выбор по религиозным соображениям», потому что слова «религия» и «свобода» плохо связываются.

И вот, я кошусь на своих длинноволосых друзей, перевожу взгляд на кусочек неба, видный сквозь лобовое стекло, и мысленно выношу за скобки всё, что только что думала.
Я просто буду искренней. И будь что будет.
- Не могу сказать за всех, но для меня быть христианкой – значит быть счастливой, быть свободной. – Я делаю паузу, чтобы посмотреть, готовы меня слушать дальше или всё, лимит исчерпан.
На лицах обоих моих друзей всё ещё некоторая заинтересованность, теперь вперемешку с небольшим недоумением.
Слава Богу! Нет, это слишком важно для меня, это слишком личное, слишком моё, я чувствую себя так, словно вырвала сердце у себя из грудной клетки и протянула его на ладошках. И плюнь в него – попадёшь, и ударь – не промахнёшься. Но ведь я говорю просто о своих чувствах, да? Меня ведь никто не осудит тут за то, что я чувствую то, что чувствую? Тем более когда я отвечаю на вопрос, а не говорю просто так. Мне выдали разрешение. Я внимательно прислушиваюсь к своим чувствам, мне нельзя солгать.
- Быть христианкой – это чувствовать себя так, словно ты можешь пройти по самым тёмным местам мира, но тебе всегда будет светить свет. Это так, словно ты можешь стоять в клетке с хищниками, и с тобой всё будет в порядке. – Нет, это звучит как-то слишком патетично. Я говорю от сердца, но, может быть, надо как-то попроще?
- Быть христианкой – значит чувствовать себя марсианином, севшим в обычную городскую маршрутку, то есть немного не на своем месте и не в своей тарелке. – Я улыбаюсь. Ребята вроде тоже.
- Но при этом я чувствую себя любимой и принятой, долгожданным ребенком в любящей семье. Я не чувствую себя одинокой, даже когда рядом никого нет. Я чувствую себя ответственной за свою жизнь и в то же время в безопасности. Чувствую себя свободной от времени и социальных устоев, потому что любовь и милосердие важнее этикета и социальных норм. Я чувствую, что моя жизнь полна вкуса и смысла, мир полон красоты и целостен. Я ощущаю смерть и время как нелепую условность, и моё ощущение от жизни похоже на детское предвкушение праздника. Мне интересно. В то же время мне порой кажется, что я сошла с ума и всё, во что я верю, похоже на попытку сумасшедшего не сойти с ума в другую сторону. Иногда мне бывает невероятно одиноко и страшно, потому что я несу ответственность за целую вечность, и нет никакого другого выбора, кроме моего собственного, и никаких других решений, кроме моих. Я не могу спрятаться за социально принятое, не могу скрыться за «так положено», я должна решать сама – один на один со своим пониманием мира, таким человеческим, таким ошибочным и узким.
- Но чаще всего как христианка я чувствую себя именно любимым ребенком.

Я замолкаю, и вместе с моим молчанием наступает тишина – только звук колёс и двигателя.
Не знаю, это ли от меня хотели услышать, не слишком ли много слов на такую неудобную, раздражающую тему, не ошиблась ли я в словах, пытаясь передать свои чувства.
Но я была искренней.
И немного напуганной.