Автор: Владимир Шалларь
Источник: blog.predanie.ru
Сегодня православие обретает уже свой, неповторимый стиль. Быть православным – это модно. Хотя, скорее, лучше выразиться так: выглядеть как православный – это модно. Модно использовать благочестивый сленг, рассуждать о постной кухне, какому святому молиться при болезни и жизненных проблемах, когда и сколько заказывать сорокоустов. Таким образом, запутываясь в этих внешних признаках, человек теряет корни православия – учение Христа о любви и свободе.
Под «православием» имеют в виду определенную культуру, систему воззрений и традиций, определенный и сразу узнаваемый стиль. Иконы и купола, просфоры и вода, черные рясы и золотые ризы, юбки и платки, посты и праздники, особый «благочестивый» язык и так далее, и так далее – вся совокупность образов, рождаемых в воображении при упоминании слова «православие». В стиль входит и определенная манера философствования и богословствования, определенный набор тем, особая манера богослужения и внебогослужебного поведения. Вплоть до особого психологического стиля: «смирения» и прочих часто «прелестных» состояний. Это в лучшем случае. А в худшем – заметьте, это будет совершенно одно и то же, просто эмоционально негативно окрашенное – «мерседесы» и дворцы, часы и квартиры, президенты и губернаторы, «православие головного мозга», «военно-патриотическое воспитание», мракобесие, телегония, антиаборты и антигейство, ряженые казаки и хоругвеносцы.
Впечатление крайней, непереносимой убогости – вот первое чувство, возникающее при созерцании этих образов.
Но проблема здесь глубже, чем просто деградация. В конце концов, нет ничего фундаментально ужасного в том, что в данной точке пространства-времени православные христиане не на высоте – такое уже бывало и будет еще. Проблема здесь в отходе от христианства к язычеству, в религиозном перерождении. Всамделишное стихийное язычество «захожан» и вообще «околоправославных» с их поклонением священным веществам и богам-«святым», с их верой в заклятья-молитвы и магические ритуалы; монастыри-турцентры, храмы – комбинаты ритуальных услуг, старцы-гуру, сектантство, грубейший материализм и магизм, дичайшие суеверия – все то, с чем Церковь вообще-то должна бороться – не говоря о прочем совершенно безумном мусоре, наполняющем головы «иных благочестивых читателей», – лишь предельный пример общего положения дел. «Православие» – это «наше», «родное». В отличие, конечно, от «чужого», другого. «Наше» выбивает из «православия» собственно христианство. Случайные вещи заместили содержание веры и сами стали предметом веры, поклонения. Языки, календари, просто вещи из новостной повестки, просто «из телевизора» – вещи никак не связанные с христианством становятся признаком «православности», а, значит, замещают ортодоксию. Происходит предательство ортодоксии. «Православие» стало совокупностью очень странных идей, настроений, бюрократических структур – уже почти никакого отношения не имеющих к христианству. Радость христианства – отбросить все мирское, всю мирскую глупость, принять всех людей – исчезает. Бесконечная радость христианства в отказе от «земного», мирского, в отказе от наций и всех идентичностей, во всемирности и универсализме – это ненавистно «православным» с их очень четкими привязками к «земному». Разница здесь как между свежим воздухом и затхлым.
Но я не хочу опять же сводить все к «русскости» или «антизападничеству» – хотя всей этой мерзости навалом. Слишком понятно, что национализм любого толка несовместим с христианством. Я хочу, чтобы сам ансамбль поведенческих моделей, тем обсуждений, взглядов на мир, называемый «православием», был распознан как нехристианский – как минимум в своем качестве определенности, то есть ограниченности, невсеобщности. Стиль, внешнее вытеснило внутреннее, всеобщее: победа фетишизма. Ибо подлинное христианство узнается по универсализму, по отсутствию стиля. Безразличие различий Нигде это отсутствие стиля, отсутствие какой-либо определенности у истинных христиан не видно так, как в раннехристианском «Послании к Диогнету»: «Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особенных городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречья, и ведут жизнь ни в чём не отличную от других».
Итак, нет ни одного внешнего признака, различающего христианина от нехристианина, более того – «отличие» христиан в том, что никаких отличительных признаков у них нет. Заметим же с горечью, что «православные» без сомнений различаются по стране («православный мир»), языку (церковнославянский или, более общо, – «благочестивый» сленг), житейским обычаям (куча «благочестивых обычаев»). Существует множество совершенно определенных признаков, различающих «православных» от неправославных, то есть «православие» – особая культура, а, стало быть, религия «православных» – традиционные верования этой культуры, то есть просто-напросто язычество. Это центральная мысль христианства, выраженная Павлом: «Обрезание ничто и необрезание ничто, но все в соблюдении заповедей Божиих» (1 Кор 7:19). Сейчас Павел сказал бы: «Православность ничто и неправославность ничто, но все в соблюдении заповедей Божиих». Обрезание – главный для Павла признак всякого различия, и, стало быть, все мыслимые различия и сам принцип различия – ничто. Все дело в «соблюдении заповедей Божьих», вот это – и ничто другое – характеризует христиан: «А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол 3:8–11).
Это диктует парадоксальную христианскую политику различий. Раз все различия – ничто, то пусть мирские различия останутся как есть, потому что дело вообще не в них; различия вообще побоку, то есть новых создавать не надо: «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего» (1 Кор 29:30–31). Не создавать новых разделений, не создавать резерваций, не создавать новых состояний: ничтожество всех мыслимых состояний. Ни отказ от чего-либо старого, ни создание чего-либо нового. Это павловское «как не» репрезентирует способ христианского образа жизни: внешне все как в мире, внутренне – жесточайшая борьба с миром. Это значит: если – как это происходит у «православных» – внешнее различие есть, то нет этого главного внутреннего различия и христианство потеряно. А христианство, напомним, реализуется в «соблюдении заповедей Божьих», «совлечении ветхого человека»: оппозиция внешнего (например «православного») и внутреннего (заповеди). «Послание к Диогнету» прекрасно это описывает – простите за длинную цитату, но лучше автора Послания не скажешь: «Обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужая страна. Они вступают в брак как и все, рождают детей, только не бросают их. Они имеют трапезу общую, но не простую. Они во плоти, но живут не по плоти (см. 2 Кор 10:3; Рим 8:12). Находятся на земле, но суть граждане небесные (см. Фил 3:18–20). Повинуются постановленным законам, но своею жизнью превосходят самые законы. Они любят всех и всеми бывают преследуемы. Их не знают, но осуждают, умерщвляют их, но они животворятся; они бедны, но многих обогащают. Всего лишены, и во всем изобилуют (см. 2 Кор 6:9–10). Бесчестят их, но они тем прославляются (1 Кор 4:10); клевещут на них, и они оказываются праведны; злословят, и они благословляют (1 Кор 4:12); их оскорбляют, а они воздают почтением; они делают добро, но их наказывают, как злодеев; будучи наказываемы, радуются (2 Кор 6:10), как будто им давали жизнь. Иудеи вооружаются против них как против иноплеменников, и эллины преследуют их, но враги их не могут сказать, за что их ненавидят. Словом сказать: что в теле душа, то в мире христиане. Душа распространена по всем членам тела, и христиане по всем городам мира. Душа, хотя обитает в теле, но не телесна, и христиане живут в мире, но не суть от мира (см. Ин 17:11; 14; 16).
Душа, будучи невидима, помещается в видимом теле; так и христиане, находясь в мире, видимы, но богопочтение их остается невидимо. Плоть ненавидит душу и воюет против нее, ничем не будучи обижена, потому, что душа запрещает ей предаваться удовольствиям. Так и мир ненавидит христиан, от которых он не терпит никакой обиды, – за то, что они вооружаются против его удовольствий. Душа любит плоть свою и члены, несмотря на то, что они ненавидят ее, и христиане любят тех, которые их ненавидят. Душа заключена в теле, но сама содержит тело; так и христиане, заключенные в мир, как бы в темнице, сами сохраняют мир. Бессмертная душа обитает в смертном жилище; так и христиане обитают, как пришельцы, в тленном мире, ожидая нетления на небесах. Душа, претерпевая голод и жажду, становится лучшею, и христиане, будучи наказываемы, каждый день более умножаются. Так славно их положение, в которое Бог определил их и от которого им отказаться нельзя». Все прекрасно в этом отрывке. Жесточайший антагонизм мира и христиан показан в точнейших формулировках: это мир ненавидит христиан и гонит их, а христиане любят мир (но не мир сей) и никого не гонят. Христиане ни в чем себе не отказывают – «они вступают в брак как и все, рождают детей» – вот разве «только не бросают их»: то есть именно любовь христиан («соблюдение заповедей», которое, как известно, к любви и сводится) – она и только она – различает христиан и мир и вызывает ненависть мира. Христиане в качестве христиан «невидимы». Так же, как Иисус – просто человек, в котором «узнавали» Христа в акте веры, а не по внешним каким-то признакам (чиновники, священники и толпа вот не узнали в Нем Христа). Христиане отличаются по способу («как не» Павла) обращения с миром, а не в чем то еще: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор 10:31). Если же мы видим ненависть – к Западу, геям, католикам, православным, русским, украинцам, либералам, консерваторам – мы видим мирской способ обращения с миром: то есть видим отсутствие христианства. Если против Церкви «развязана информационная война», даже «гонения» – предположим, что это не злой от собственный злобы идущий фантазм, – то истинных христиан мы узнаем по формуле «христиане любят тех, которые их ненавидят».
В этом смысле современная «православность» – не что иное, как реконструкторство. Ни сил, ни желания бороться с миром – то есть продуцировать деятельную любовь – нет, и происходит подмена. Мы – не христиане, мы играем в христиан, как другие играют в эльфов или викингов. Мир невыносим – и люди уходят в фантазии: этого-то на самом деле и хочет мир, вот почему реконструкторских феноменов так много. На самом деле любое современное поведение по сути реконструкторское, кроме рыночного, ибо рынок захватил все. «Православность» – лишь один из таких феноменов.
