Жажда блудного сына
14.07.2017
1821 просмотр
Валентина Калачёва

«Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию», — писал Василий Розанов. Душевная боль ощущается всеми, особенно сейчас, когда человечество стремительно дряхлеет на фоне, как пел другой Василий — Василий К, «Silicon Valley со всем барахлом», надеясь на чудеса пластической хирургии и «консультантов по здоровой старости» (см. новомодный «сборник сказок», именуемый «Атлас новых профессий» производства Сколково). Насколько она сильна, можно судить по тому, каким буйным цветом расцвели у нас всякие псевдорелигиозные «кружки по интересам», клубы йоги, психологические тренинги, куда даже некогда атеистически настроенный народ валом валит. С чего бы? Так нет ничего нового в подлунном мире: всё ещё мается блудный сын в стране далече, алчет, а там из всего меню — рожки в свином корыте. Ну хоть что-то, чтоб ласты сразу не склеить. 

Мы, люди православные, благочестивые, откушав яств с царского стола, его вряд ли поймём. Сытый вообще голодного не разумеет. Это даже не друзьям Божиим известно. Отсюда все эти всплески: «Придурки! Покайтесь уже! На кой вам эти гуру с гор, когда у нас Сам Господь Иисус Христос! Налетай, торопись!». А блудные сыновья только рожи кривят от превосходствующей позиции отмытых старшеньких братцев. Картина известнейшая. Маслом. Рембрандт. Возвращение блудного сына. XVII-й век. Фигуры в тени. 

Почему так? А потому что очень быстро забывается, что до Церкви мы были, фигурально выражаясь, бомжами, бродящими по помойкам, которые рисовались нам райскими кущами, и что на деле подавляющее большинство из нас только одежку переменило, а по сути... Граждане с бухгалтерскими тёрками в отношении Творца («я вот Тебе — это, это и это, а Ты мне что?!») и с претензией на спасение других. Тут мне брат один заявил: «Как человек может бросаться на амбразуру спасения других, если сам не спасён?» Я прямо в тетрадку записала, чтоб время от времени в психотерапевтических целях прочитывать. Ну вот когда пойму, например, что «жизнь удалась!», а не — «се аз умираю». Случается иногда жажду Бога в суете утерять, на позицию старшего сына из упомянутой притчи встать. «Человек же — существо сложное, — продолжаю брата цитировать. — Для него всё простое сложно». Истинно так. Поэтому и плаваем мелко. От вопроса из опросника для подготовки к исповеди «Делаю ли благие дела напоказ?» до вопроса «Радовался ли несчастью другого?». Как писал протоиерей Андрей Ткачёв: «Великое приходит к простым. К сложным людям приходят лишь ночные кошмары и преждевременная старость». И никакой спрогнозированный Сколково специалист здесь не поможет. 

Кстати, поэтому и гонений особых на нас, номинальных христиан, нет. Ибо вопли анонимов «Мочить вас, гадов, пора, как в 1917-м!» — это не гонения, как кому-то кажется, это писк комариного роя. А по большому счету: чего гнать-то себе подобных? Мир ведь Христа как ненавидел, так и ненавидит. По-звериному. Ни один праведник, как в бесконечном Куршавеле, не жил. Потому что духу сытости претит Дух мирен. У эгоцентричного мира отвращение к любому самопожертвованию, которое «Христос выставляет как главное условие прохождения подлинного жизненного пути» (протоиерей Владислав Свешников). Он ненавидит учеников Христа, потому что они напоминают ему об Учителе и мешают «грести под себя», не испытывая уколов совести. В них — источник света, приносящий ущерб тьме. Мы, судя по всему, плохо Учителя-то напоминаем, шарахаясь по автобанам и шоссе в рубище, которое пристало… Правильно, блудному сыну. Для нас «страна далече» — это не Уганда и не ночной клуб, это замкнутость на своих религиозных ежевоскресных экстазах под внутренний аккомпанемент «Молодец, круто!» Поэтому духовные вершины — это совсем не про нас. Ни разу. Про нас евангелист Лука написал: «Мы… достойное по делам нашим приняли» (Лк. 23, 41). И хорошо бы без истеричных визгов к вечному Небу о несправедливости. 

Ладно, соблюдем кольцевую композицию. Классиком начали, классиком закончим: 

Наши руки привыкли к пластмассе, 
Наши руки боятся держать серебро; 
Но кто сказал, что мы не можем стать чище? 

Старинная песня. «Жажда» называется.