Родительская клятва верности
04.11.2018
1171 просмотр
Найдено в Интернетах

Автор: Ольга Нечаева
Источник: womanfrommars.com

Жизнь — длинная, длинная дорога.

Вот рождается малыш, и мама берет на руки и несет его, по извилистым тропинкам и светлым дорогам, и он глядит на мир из крепких, защищающих объятий, и не видит ни опасности, ни страха, ему спокойно и мама — волшебник, и он засыпает от легкого покачивания на пути, а мама идет и идет.

И вот он подрастает, и хочет идти сам, сначала неуклюже, крепко держась за руку, и мама ведет его по проверенным широким тротуарам, мимо зеленых скверов и песчаных площадок, и он крепко держит за руку, и идет в доверии этой руке, и мир огромен и чудесен. И он становится старше, отпускает руку и убегает, иногда падает, иногда по неопытности оступается, и мама подбегает, отряхивает одежду, целует коленку, клеит пластырь, и когда он устает — берет на руки и несет, и он обхватывает шею руками, и засыпает на руках, как раньше, доверяя, что с утра он снова проснется в своей кровати.

И он становится сильнее и вольнее, и иногда убегает вперед и оказывается у чужих неуютных заборов, иногда увлекается и уходит далеко от дома, но мама там, где-то бегает и зовет к ужину, ставит заплатки на джинсы и дает с собой попить и бутерброд, и вечером выслушивает про чужие неуютные заборы, гладит по волосам, и он идет все дальше и все смелее, потому что она ведь найдет, возьмет за руку, приведет домой.

И однажды так забегает к дальнему, чужому, колючему лесу, и вдруг решается и идет туда, и идет долго, и лес все темнее и все опаснее, но он уже не может вернуться, он решил для себя, что должен идти вперед, и он слышит, как мама ищет где-то далеко, за деревьями, выкликает, но вот он решает не отозваться и не вернуться, решает, что он сам, и упрямо идет вперед, иногда садится и плачет от страха, но он должен доказать, что не маленький, должен дойти, и он идет вперед и вперед.

Иногда она почти находит его, зовет встревоженно, требует, и если ей позволить — она ведь заберет обратно, а нельзя, надо дойти, ведь он уже взрослый и он может, и он уходит за мутную, полупрозрачную стеклянную стену, чтобы идти самому, и ей уже никак не схватить его за руку и не увести домой, она стучит в это стекло ладонями, прижимается лицом, пытаясь разглядеть, как он там, как он там, а он кричит — «отстань!», «уходи!», «я дойду!», «я сам!».

И она не должна уйти. Там, в темном, чуждом, одиноком лесу, за твердой, непробиваемой стеной, вдоль которой он идет и идет вперед, он должен слышать ее шаги. Ее стук. Отдаленное, упорное «тук-тук-тук», которое говорит ему, что она по-прежнему там, она всегда там, вдоль его шага и его пути.

Он выйдет, обязательно выйдет, лес превратится в тропу, а тропа — в просеку, а просека — в широкую, светлую дорогу, и вдоль всей дороги, за стеной, за каждым шагом все равно будет ее «тук-тук-тук» — «я здесь».

Однажды он подумает: что она там одна, стучит да стучит, — подойдет к стене и ответит на стук, и от одного касания стена упадет по кирпичам, и там за стеной будет немолодая, беспокойная, усталая женщина, которая так же продиралась сквозь колючки и бурелом, одна, вопреки «уходи», вопреки его уверенности. Она знала, что он должен сам, но она не ушла. И он скажет: «да мам, ну что ты, я же говорил, что все будет нормально»,

И через много лет, когда он будет идти сам, уверенно и твердо, однажды он поймет, что вдруг стало тихо. И дорога широкая и светлая, и он знает, куда идти, вокруг знакомо и безопасно — привычный район, удобный тротуар, на руках малыш, который с высоты всматривается в светлый, чудесный мир и засыпает на руках, — но только нет чего-то.  Исчезло эхо, тот дальний, почти привычный стук за стеной. Нет ладоней, прижатых к стеклу, никто не зовет из глубины леса по имени, никто не ищет.

И тогда он поклянется тому маленькому, на руках, что пока хватит сил, пока хватит пульса и дыхания, он всегда будет рядом. За какую бы стену не ушел его ребенок, как бы ни кричал оттуда про то, что он сам, — он всегда будет рядом. Будет идти, ползти, прорываться и всегда стучать, в самую толстую разделяющую их стену, всегда искать и звать в самом дремучем лесу, всегда будет ладонью, прижатой к мутному стеклу.

«Тук-тук-тук».

Я с тобой.