Ученые подтверждают: дарвинизм не оправдал себя

Переводы

Дарвиновская теория разбита и не подлежит восстановлению. Таков вывод встречи, которая была устроена в прошлом месяце* наиболее выдающейся исторической научной организацией, и которая прошла в основном не замеченной средствами массовой информации.

Трехдневная конференция в Королевском обществе в Лондоне замечательно подтверждает то, о чем в течение многих лет говорили сторонники разумного замысла (Intelligent Design, ID) - вызывающей частые дискуссии научной альтернативы эволюции. Сторонники ID указывают на глубокую пропасть между тем, как эволюцию и ее доказательства представляют обществу, и тем, как сами ученые обсуждают это за закрытыми дверями и в специальных публикациях. Эта пропасть хорошо скрыта от обычных людей, но видна всем, кто присутствовал на конференции Королевского общества, в том числе ряду дружественных к ID ученых.

Может быть, встреча была настолько плохо освещена в мейнстримных медиа из-за ее секретности?

Ой, нет, всё же несколько отчетов об этом событии последовало. В журнале Huffington Post научный журналист Сьюзен Мазур пожаловалась, что на встрече не сообщили ничего важного: «Просто в чем был смысл приглашать на собрание выдающихся ученых со всего мира, если выступающие озвучивали так мало новостей науки? Зачем тратить наше время и деньги?» В издании The Atlantic писатель Карл Циммер признал, что ощущалось напряжение между противоборствующими группами эволюционистов: «Обе стороны предложили свои доводы и критику в вежливой форме, однако иногда можно было почувствовать напряжение в зале: выражения разочарования на лицах, закатывание глаз и партизанские взрывы аплодисментов».

Несмотря на некоторый драматизм почему, однако, это событие должно кого-то волновать?

Лондонское Королевское общество, организованное в 1660 году, является легендой в мире науки. Одним из его основателей был великий химик Роберт Бойль, впоследствии оно в течение 24 лет возглавлялось Исааком Ньютоном (1703–1727) ― факт, который трудно забыть, находясь там: посмертная маска Ньютона расположена на видном месте в витрине. Портреты Бойля и Ньютона смотрят вниз со стен. Такие исторические связи сами по себе придают встрече определенный вес.

Что действительно примечательно, столь мейнстримный орган так открыто признает проблемы с ортодоксальной неодарвинистской теорией. Хотя ведущие игнорировали теорию разумного замысла, отмахивались от нее или издевались над ней, то, что там происходило, прекрасно иллюстрирует замечание, сделанное нашим коллегой Стивеном Мейером, автором бестселлера «Нью-Йорк Таймс» «Сомнение Дарвина: Внезапное происхождение животной жизни и доказательство разумного замысла».

Доктор Мейер, обучавшийся философии науки в Кембриджском университете, провокационно пишет в прологе книги:

«Специальная литература по биологии в настоящее время изобилует работами биологов мирового класса, которые регулярно высказывают сомнения по поводу различных аспектов неодарвинистской теории и особенно ее главного постулата, а именно якобы творческой силы механизма естественного отбора и мутации».

«Тем не менее популярная защита теории продолжается, почти не признается растущее количество критических научных заключений о состоянии теории. Редко можно найти такую большую разницу между популярным восприятием теории и ее фактическим положением в соответствующей рецензируемой научной литературе».

Презентация одного из этих биологов мирового класса, австрийского эволюционного теоретика Герда Мюллера, которая открыла начало встречи в Королевском обществе, подчеркивает именно это утверждение Мейера. Доктор Мюллер открыл совещание обсуждением ряда фундаментальных «пояснительных дефицитов современного синтеза», т. е. неодарвинистской теории, представленной ныне в учебниках. По словам Мюллера, пока еще не решенные проблемы включают объяснение следующих фактов:

• фенотипическая сложность (происхождение глаз, ушей, планов тела, т. е. анатомических и структурных особенностей живых существ);
  
• фенотипическая новизна, т. е. происхождение новых форм на протяжении всей истории жизни (например, распространение млекопитающих около 66 миллионов лет назад, в котором мы видим, как главные отряды млекопитающих (такие как китообразные, рукокрылые, хищники) появляются в палеонтологической летописи, или даже более резкий Кембрийский взрыв, где основные планы животного тела появляются без более или менее видимых предков);
  
• наконец, отсутствие плавности в переходах между различными типами, резкие разрывы в палеонтологической летописи
  

Как Мюллер объяснил в своей работе 2003 года «О происхождении органической формы», написанной совместно со Стюартом Ньюманом, хотя «неодарвинистская парадигма по-прежнему представляет собой центральную для объяснения эволюции, как показано в последних учебниках», она «не имеет никакой теории происхождения». Другими словами, у неодарвинистского механизма мутаций и естественного отбора не хватает творческого потенциала для создания новых анатомических особенностей и форм жизни, которые возникли в ходе ее истории. Но, отмечает Мюллер, неодарвинистскую теорию продолжают представлять общественности через учебники как каноническое понимание того, как возникли новые формы жизни. Это отражает именно то напряжение между предполагаемым и фактическим состоянием теории, о котором Мейер писал в «Сомнении Дарвина».

Тем не менее самый важный урок Королевского общества заключается не в оправдании утверждений, сделанных ранее нашими учеными, как бы это ни было приятно для нас, а скорее в определении текущей проблемы и состояния исследований в этой области. Участники конференции проделали отличную работу по определению проблемы, которую не смогла решить теория эволюции, но они предложили мало, если не сказать ничего из того, что помогло бы найти новые пути к снятию этих многолетних фундаментальных вопросов.

Большую часть конференции после речи Мюллера обсуждались другие предлагаемые эволюционные механизмы. Действительно, основные инициаторы встречи в Королевском обществе ― Мюллер, Джеймс Шапиро, Денис Нобл и Ева Яблонка ― известные биологам-эволюционистам как толпа приверженцев «третьего пути эволюции»: ни сторонники разумного замысла, ни ортодоксальные дарвинисты, ― предложили исправить пояснительный дефицит современного синтеза путем выявления иных эволюционных механизмов, кроме случайных мутаций и естественного отбора. Много споров на конференции концентрировалось вокруг вопроса о том, могут ли эти новые механизмы быть включены в основные рамки популяционной генетики неодарвинизма, таким образом делая возможным создание нового «расширенного» эволюционного синтеза, или же акцент на новые механизмы эволюционных изменений представляет собой радикальный и теоретически несоизмеримый разрыв с текущей теорией. Эта больше семантическая, или же классификационная, проблема скрывает гораздо более глубокий вопрос, чем любые другие, поднятые во время докладов: вопрос о происхождении подлинной фенотипической новизны, описанный Мюллером в его вступительной речи.

К концу третьего дня встречи для многих наших ученых и других присутствующих, с кем они говорили, казалось очевидным, что загадка происхождения новых особенностей жизни осталась нерешенной, – если, конечно, это дошло до всех. Как подытожил во время обсуждения известный немецкий палеонтолог, «Все элементы расширенного синтеза [которые были озвучены на конференции. ― Прим. авт.] не могут предложить адекватного объяснения важнейших пояснительных дефицитов современного синтеза (неодарвинизма), которые были явно выделены во время первой речи Герда Мюллера на нашей встрече».

В «Сомнении Дарвина», например, Мейер подчеркнул очевидную важность генетических и других (т. е. эпигенетических) типов информации для создания новых фенотипических признаков и форм жизни. Новые механизмы, предлагаемые критиками неодарвинизма на конференции, ― рассматриваются ли они как часть расширенного неодарвинистского синтеза или в качестве основы принципиально новой теории эволюции ― не пытаются объяснить, каким образом может возникнуть информация, необходимая для создания подлинной новизны. Вместо этого обсуждались механизмы, которые производят в лучшем случае незначительные микроэволюционные трансформации, такие как изменения в окраске крыльев бабочек или знаменитый полиморфизм рыбы колюшки.

Кроме того, обсуждавшиеся механизмы: ниша строительства, фенотипическая пластичность, естественная генная инженерия и т. д. ― либо предполагают предварительное существование биологической информации, необходимой для создания новизны, либо вообще не рассматривают тайну происхождения этой информации (и морфологической новизны). (Кстати, не все рассматриваемые механизмы были новыми. Ниша строительства и фенотипическая пластичность известны уже долгое время.)

Сложное поведение животных, такое как постройка гнезд птицами или постройка плотины бобрами, ― примеры ниши строительства, где одни организмы показывают способность изменять свою среду способами, которые могут повлиять на адаптацию последующих поколений в этой среде. Еще один участник, не придерживающийся концепции ниши строительства, поднял на собрании вопрос о том, как способность к такому сложному поведению возникла в популяциях предков изначально, что должно было произойти, если натуралистическая эволюционная история правдива.

Скорее всего, эти сложные формы поведения приняли как некую данность, оставляя критический вопрос об их происхождении практически нетронутым. Хотя существует множество доказательств того, что животные могут учиться и передавать потомству новые варианты поведения (вороны в Японии, например, научились использовать автомобильный поток, чтобы колоть орехи), все такие свидетельства предполагают наличие определенных функциональных возможностей, позволяющих животным вести наблюдения, обучаться и т. п. Поэтому эволюционные доклады на тему теории ниши строительства постоянно сталкиваются с кирпичной стеной с подписью «Необходимые изначальные сложные функциональные возможности»: без нее, или за ней, просто не было бы ничего интересного.

Речь Джеймса Шапиро, безусловно, одна из самых интересных на конференции, подчеркнула эту трудность в ее фундаментальном виде. Шапиро представил увлекательные доказательства, противостоящие неодарвинизму, а именно неслучайный характер многих мутационных процессов ― процессов, которые позволяют организму реагировать на различные экологические проблемы и стрессы. Представленные им доказательства свидетельствуют о том, что многие организмы обладают своего рода запрограммированным адаптационным потенциалом, который Шапиро и другие описали как действующий в рамках «алгоритмического управления». Однако ни Шапиро, ни кто-либо еще на конференции не попытался объяснить, каким образом информация, присущая такому алгоритмическому контролю или запрограммированным возможностям, может возникнуть.

Этот же «объяснительный дефицит» был очевиден в ходе дискуссий о других механизмах, хотя мы не будем пытаться расписывать их здесь подробно. Мы хотели бы заострить внимание читателей на главах 15 и 16 «Сомнения Дарвина», где Мейер подчеркнул, что не только неодарвинизм, но и новые эволюционные механизмы (в том числе многие обсуждаемые на конференции) не могут решить вопрос о происхождении информации, необходимой для создания новизны.

В этих главах Мейером был рассмотрен ряд предлагаемых исправлений для современного синтеза. Он признал и назвал целый ряд преимуществ многих из этих предложений перед неодарвинизмом, но также подробно разъяснил, почему каждый из этих механизмов не дотягивает до адекватного объяснения происхождения биологической информации, необходимой для построения новых структур и форм животной жизни. Он процитировал палеонтолога Грэма Бадда, который отметил: «Когда люди размышляют об эволюции, они думают [о таких вещах, как. ― Прим. авт.] происхождение крыльев или выход на сушу... Но это то, о чем эволюционная теория мало что может нам рассказать».

На конференции Королевского общества прозвучало много увлекательных речей, в которых описывался ряд эволюционных механизмов, игнорируемых неодарвинистским истеблишментом. К сожалению, конференция запомнится (как обозначила в своем обзоре Сьюзен Мазур) неспособной предложить что-то новое. В частности, ничего, что могло бы помочь исправить основные «пояснительные дефициты» неодарвинистского синтеза: невозможность объяснить происхождение фенотипической новизны и особенно генетической и эпигенетической информации, необходимой для ее производства.

Эти проблемы, о которых эволюционная теория мало что способна рассказать, по нашему мнению, приглашают ученых рассмотреть альтернативу ― разумный замысел. 

Авторы: Доктор Пол Нельсон и Дэвид Клингхоффер, старшие сотрудники Центра науки и культуры Института открытия (Discovery Institute's Center for Science & Culture).
Автор перевода: Михаил Сугойдь
Первоисточник 

*Оригинал статьи опубликован в декабре 2016 г.