Во Христе прогорк мир. Часть 2. О происхождении фундаментализма

Блог портала "Предание.ру"
 
Первая часть материала "Во Христе прогорк мир" с анализом критики Василия Розанова подтверждает мысль философа о том, что христианство уничтожило "естественные" ценности, более того - стерло различия между людьми.  Далее - о том, что попытка вернуть себе идентичность, а в мире навести порядок из "наших" и "ваших" - ни что иное как бегство в фундаментализм.
 
Автор: Владимир Шалларь
 
То, что мы любим/ненавидим (знак эмоции неважен, важен объект) в западной культуре — это и есть нигилизм. Современные свободы или «разврат», права человека или безбожие — как «это» ни называй, зафиксируем «это» как отличительную черту (пост)христианской культуры. И — вот она, ловушка: христианин не может быть фундаменталистом, потому что в этом случае он пытается вернуться в дохристианскую стадию, ликвидировать христианскую историю. Чтобы стать последовательным фундаменталистом, следует отречься от христианства, стать язычником или исламистом. Вспомним симптоматичное «вот если бы они это сделали в мечети» (распространенное высказывание о панк-молебне в Храме Христа Спасителя - прим.ред.)— мол, убили бы их к черту, — какое тут сквозит желание отказаться от всей этой христианкой кротости и начать уже убивать — ведь это так сладко, это же одна из основ дохристианских культур.
 
Но и человек, далеко отстоящий от христианской религии, секулярист уже не может просто оставаться собой. Раз мы пришли в эту точку истории — торжества нигилизма, разрушения, тщеты и несчастья, — то следует понять: люди не смогут находиться в таком состоянии долго, все завоевания Запада рухнут под фундаменталисткой волной. Секуляристу следует понять, что он не враг, а продукт христианства. Историю ему не переписать, опасность же исходит не от нигилизма, а от его отрицания.
 
Фундаментализм — это желание вернуть идентичность в условиях победившего нигилизма, потери идентичности, причиненной христианизацией (важный момент — фундаментализм возможен только в модерне, это не архаика, а именно реставрация). Юнг писал, что коренной американец преисполнен экзистенциальной значимостью — ведь он, по своим представлениям, встроен в космос, через свои ритуалы он помогает солнцу вставать каждый день (и это архаика). А европеец преисполнен ничтожеством: солнышко без него двигается, он в космос не встроен, он в холодной ньютоновской пустоте (в архаику ему возврата нет, этап пройден).
 
"Там, где эллину сияла Красота/Мне из черных дыр зияла Срамота./.../Все лишь бредни — шерри-бренди, ангел мой", - писал Мандельштам. И это правда. Но не будем забывать, что мезоамериканец, дабы солнышко продолжало вставать, приносил регулярные кровавые жертвы, в коих солнце на самом деле совсем, ну совсем не нуждается: оно вставало до нас и будет вставать после нас. Человек действительно бесприютен, и у него на самом деле никогда не было места в мире, и "все лишь бредни" — только до Евангелия он этого не знал. А теперь знает, и это знание разрушительно.
 


Непринятие этого невыносимого разрушительного знания создает феномен постправды. Фундаменталист знает, что он несет чушь, он всё понимает, но эмоционально, экзистенциально не может принять правду: отсюда его истерика.

Или возьмём другой феномен. На первый взгляд — как будто противоположность, а на самом деле — то же самое: разноголосица СМИ, плюрализм мнений, крайняя неопределенность, создаваемая массмедиа, введет к «коррозии истины» (Джанни Ваттимо). «Железной истины», какой-то одной больше нет, одни мнения, интерпретации. По Ваттимо это ведет в пределе к любви: понимая, что истины как «железного» факта нет, все видят, что остаются только реальные люди, и ради «истины» их убивать не надо (таким образом у философа побеждает нигилизм). Но «коррозия истины», как мы видим, в реальности приводит к обратному эффекту: фундаменталист, оставаясь один, без «железной истины», потерявшийся в разноголосице, уклоняется от вызова любви, имитирует, что «железная истина» есть (повторим — зная, что это не так). И это от неспособности усвоить свершившуюся христианизацию мира.

То, что принесло в мир христианство, невыносимо
 
«Люби — и делай, что хочешь» — прекрасная фраза. И на редкость бессодержательная. Как это «любить»? Как это — "делать, что хочешь"? Можно конкретней? Нам нужны точные инструкции!

Продолжим цитировать павлово Послание к Колоссянам. После того, как апостол объявил, что во Христе нет самого важного для нас (наций, социальных положений, гендерных ролей), он пишет:
«Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3:14).

Что делать с любовью? Можно мне список — что можно, а что нельзя делать, кто плохой, а кто хороший, во что верить, во что нет?

«А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его» (Кол. 3:8-9).

Вот хотя бы одна черта: отвержение насилия и лжи. Но постойте, разве насилие — не отличительная черта фундаментализма, или вообще всех нехристианских культур? Вот князь Владимир. До крещения — блестящий воин, берет, что хочет: престол, женщин, земли. И это не грех: он норманн, а в скандинавской религии, это все — добродетели, война — жертвоприношение богам (это я к тому, как «все религии любви учат», ну конечно). А что после? Казнить никого не хочет, голодных кормит. А дети? Борис и Глеб — их отец брата убил ради престола, а они как овцы под нож пошли — слушать стыдно! Красивая блестящая жизнь настоящих мужчин, благословленная богами: христианство уничтожило её.

А чего нам на самом деле хочется, так это насилия. Это то, что нам нужно:
«Я не хочу быть красивым, не хочу быть богатым, я хочу быть автоматом, стреляющим в лица», — читает Хаски.

Фундаментализм — злоба, нигилизм — любовь
 


В «Бойцовском клубе» Паланика все это показано с удивительной силой: к черту современную цивилизацию — хочу драться, хочу рушить, хочу взрывать. Экранизация «Клуба», если помните, кончается взрывом небоскребов. И уже через несколько лет после выхода фильма небоскребы и правда взорвались.

Хаски и Паланик правы, но негативно: «красота» и «богатство» — пыль, комфортабельная квартира и хорошо оплачиваемая работа — тщета. Но создавать Бойцовский клуб не обязательно, не обязательно становиться «автоматом, стреляющим в лица».

В новостях я как-то услышал о массовых изнасилованиях езидок: «такого нельзя себе и представить». Правда, вот прям и представить нельзя? Или это напротив один из главных фантазмов современных людей? Только изнеженные северяне мечтают, а брутальные южане делают.

Фантазмы людей, медийное насилие и насилие реальное — образуют единый феномен. Человек мечтает, медиа экранирует фантазм, фантазм взрывается в реальное в теракте, теракт возвращается через медиа в психику субъекта. И это все он, фундаментализм. И это своего рода «свобода» — но какая?

 На Западе есть свобода слова, но не действий: не пресловутая «вседозволенность» характеризует Запад, а напротив — крайняя регламентация жизни. А вот в Исламском государстве (запрещенная в России организация) есть свобода именно действий: хочешь расстреливай, хочешь насилуй. И вот такую свободу — не слова, а действий — и ищет фундаменталист, а не каких-то невнятных традиционных ценностей и «духовности»: свободу гнева, ярости, злобы, злоречия, сквернословия.

Дэвид Гребер в своей великолепной книге «Долг» крайне интересно прослеживает как менялось понятие свободы. Вкратце: «свободы» две — «свобода-дружба» и «свобода-власть». Быть свободным: быть встроенным в сеть отношений с близкими, родными, свобода-в-сообществе. Быть свободынм: быть способным приказывать и убивать. Первое предполагает свободу всех и всеобщий мир, второе — иерархию, господство и рабство. Историю можно рассматривать как диалектику этих двух понятий свободы. В терминах Павла: свобода любви и свобода гнева.

Последняя есть вечная спайка иллюзии и насилия. Сатана — отец лжи и человекоубийца от начала. Не может человек просто так пойти и начать убивать, воровать и насиловать — ему нужна санкция, оправдание: иллюзия. Христианство разрушило иллюзии, свергло идолов, разрушило идентичности: санкции на насилие не стало.

Суть нигилизма, как прекрасно знал Ницше, — морализм, «любовь». Что остается, когда ничего нет? — люди из плоти и крови. Просто «бессмысленная», то есть безыдейная плоть (идентичности-то все уничтожены) и отношения с ней. Другими словами, остается только этика.

Это боги любят кровь и грязь. Но если идолов нет, то ты не жрец, а просто убийца. Если богов нет, то у вас не мистериальная оргия, а просто бордель. Если ты вынимаешь сердце из грудины, даже на красивой пирамиде — ты психопат, а не помогаешь солнцу взойти.



Похоже, одним из последних идолов современности остается искусство. Если мы слышим о художнике или писателе, который много пьет, изменяет жене и прочее — нам часто кажется, что ему «можно», потому что он гений. Но если бы мы не знали, что он художник? О нашем соседе, ведущем себя также, мы не говорим «гений», мы говорим «алкаш». Искусство еще покрывает иные мерзости. Этот идол тоже следует свалить — как и любой идол.


О том, что предлагает христианство фундаменталисту и секуляристу, —  в продолжении материала.

Источник