Другие люди

Ещё пару месяцев назад я, как и многие люди, считала, что с толерантностью в отношении к детям-даунам, аутистам и прочим «бракованным особям» в последнее время прям явный перебор. Раньше-то как? Ну были такие дети и были. Кто такого родил ― тот пусть с ним и возится, только к нормальным детям своего дурачка не подпускайте; это для вас он милый и безобидный, а мы-то откуда знаем: может, он щас засмеётся, да и проломит моему ребёнку голову в песочнице? Ну и как-то вот таких детей старались держать подальше от людей. А сейчас прям какой-то культ устроили: везде со своими дурачками лезут и требуют, чтобы им особые почести оказывали. Потому что, видите ли, это вовсе и не дурачки, а гении все поголовно и получше ваших детей-то будут.

Я никогда в подобные холивары не лезла, нигде своё мнение не высказывала, но считала, что это вы уже чересчур, конечно, перегибаете-то. Эдак прям скоро новая мода пойдёт: всю беременность бухать и героином бахаться, чтоб родить урода и потом таскать его везде с собой, как золотой айфон, и понтоваться перед всеми. Ну случилось так, родился у вас неполноценный ребёнок ― так оставьте его в специализированном учреждении или возитесь с ним сами и дома. Нафига вы его в нормальные школы к нормальным детям суёте, а потом возмущаетесь, что вашего эксклюзивного отпрыска там дети обзывают и их родители бурно возмущаются в ваш адрес? Не мучайте вы и без того богом обиженного ребёнка, спрячьте его подальше и сидите, наслаждайтесь его гениальностью или что вы там ему ещё придумали.

Я сейчас честно признаюсь: да, я искренне так считала, и никакие ваши субъективные сопливые аргументы на моё мнение не влияли. И вот знаете, наверное, всё в этом мире не случайно, и есть, видимо, Наверху что-то или кто-то, и он двигает тебя по шахматной доске как пешку, по каким-то своим алгоритмам и с непонятными нам целями. Так вышло, что в мае мне пришлось посетить с дипломатическим визитом одно учреждение, где вдали от цивилизации, практически посреди леса, живут 140 человек, признанных нашим обществом неполноценными и\\или умственно отсталыми. И это не маленькие дети, это в общем-то взрослые уже люди, 20–30 лет, но с сильным отставанием в умственном развитии от своего биологического возраста. Я готовилась увидеть великовозрастных детин, которые сидят в песочнице, лепят куличики и едят песок. И это в лучшем случае. А увидела я там совершенно другое. Настолько вот неожиданное, что я потом целую неделю сидела и пыталась разложить у себя в голове всё по полочкам и как-то внятно сформулировать: что я там увидела, поняла и почувствовала? Повторяться сейчас не буду, в мае я уже подробно обо всём писала. Но вот после того первого своего визита в тот интернат ― через несколько недель я накупила подарков, взяла с собой сына, и мы снова поехали к ребятам. Знаете почему? Я по ним скучала. Дико скучала. По каждому, с кем я там познакомилась. А это примерно человек тридцать.

Наша главная ошибка в том, что мы этих людей воспринимаем именно как бракованную человеческую особь, а это не так. Больная человеческая особь ― это если вот был человек нормальным по всем параметрам, а потом вдруг хоп! ― и начал голоса слышать, сигналы принимать из космоса, в шапочке из фольги ходить и считать себя Наполеоном. Или добухался до чёртиков и давай с топором бегать за своей женой и детьми. Вот эти граждане ― они да, больные на весь жбан, опасные для общества, и их надо держать в жёлтом доме на галоперидоле.

А вот эти человечки, живущие в интернатах для умственно отсталых и считающиеся у нас дураками от рождения, ― это вообще отдельное племя, малая народность или даже отдельная этническая раса. Их нельзя и незачем сравнивать с собой, их нужно воспринимать именно как представителей малой народности. Всё. Ну живут же где-то в джунглях или в тропических лесах какие-то затерянные и неизученные племена? Они там вообще голые все ходят, гусениц жрут, поклоняются какой-нибудь трухлявой коряге, но никто их не считает умственно отсталыми идиотами. Потому что они родились не в нашем цивилизованном мире и не у наших соседей.

И это вот наша главная ошибка ― считать вот таких непохожих на нас людей больными, умственно отсталыми, некрасивыми и бесполезной обузой для общества. Да, среди них немало и овощей, которые всю свою жизнь, от рождения и до самой смерти, молча лежат на спине, смотрят в потолок и дышат. Всё. Вот зачем таким существам вообще жить? Вот зачем нам, послушным налогоплательщикам, вот это содержать? Почему бы их сразу-то не усыплять? Это было бы со всех сторон гуманнее.

Ок. А теперь на секунду представьте: вашу маму разбил инсульт. И, как следствие, ещё не старая женщина, чуть за пятьдесят, теперь до конца жизни будет лежать в памперсах, смотреть в потолок и пускать слюни перекошенным ртом. Вполне себе лет тридцать она вот так может пролежать-то. И вы чо как? Усыпите её или сдадите в специальное учреждение, где за ней уход будет постоянный, медицинское наблюдение и вообще всё то, чего вы ей сами дома не сможете обеспечить? А вот нам оно нужно, налогоплательщикам-то? Ваш овощ ― вот сами с ним и возитесь. А лучше, конечно, усыпите, чтоб не мучилась.

Этот интернат, куда меня занесло волею случая, оказался какой-то Нарнией, с вот этими всякими фавнами, говорящими бобрами и прочими волшебными существами. И теперь меня постоянно тянет туда вернуться: я по ним скучаю, и они по мне тоже. И каждая наша встреча ― это что-то неописуемое. Здание двухэтажное, с длинными стеклянными коридорами. И вот мы ещё только подъехали к входу ― а во всех коридорах второго этажа уже движ, радостные крики, топот, и через минуту на улицу вываливает целая толпа, которая тебя поглощает, накрывает лавиной, обнимает десятками рук, и где-то рядом, за спиной, слышишь чей-то голос: «Ты моя самая родненькая!»

Я не считаю себя одиноким человеком, который никому не нужен, которого никто не любит, которому никто не говорит ласковых слов, ― всё это у меня есть, и в большом количестве. Но когда ты слышишь вот это «Ты ж моя родненькая» ― у тебя слёзы наворачиваются непроизвольно. А ты и не стесняешься. И стоишь, соплёй туда-сюда качаешь и целуешь кучу щёк подряд. А потом вы всей толпой, нагруженные пакетами с подарками, идёте в их дворец Четырёх Королей или как он там в Нарнии назывался. И уже с самого порога ты видишь и чувствуешь, что вот здесь ― уже не наш мир, не наш воздух, не наше время и вообще тут реально какое-то волшебство.

Первое, что кидается в глаза абсолютно всем, ― это гигантские комнатные растения. Они там повсюду: на подоконниках, на стенах, а ещё больше ― в огромных кадках на полу. Банальное «денежное дерево», которое есть практически у каждого, ― у них метра два в длину, и ствол толщиной с руку. Какой-то кактус упирается в четырёхметровой высоты потолок. Остальные растения давно уже перешагнули отметку в четыре метра и начали расти в сторону коридора, по потолку, как лианы. Когда я увидела это всё впервые ― я даже испугалась. Потому что о таких растениях я читала в книжках про Припять и у Мити Глуховского в «Метро 2033». Эти гигантские фикусы, кактусы и прочие гортензии такими никогда не вырастают даже лет за двадцать! Но здесь же явно не зашкаливает радиационный фон! Тогда кааааааак? Спрашиваю у воспитательниц: «Вы тут чем свои цветы поливаете??? С чего они у вас тут так прут-то?» А они отвечают: «Сами не знаем. Наверное, тут воздух такой. Мы даже свои цветы из дома сюда приносим. Вот вижу: цветок у меня засох и почти погиб уже. Я его сюда на недельку приношу ― он в тот же день оживает и давай расти как бамбук, по метру за ночь. Никто его тут не трогает, ничего с ним не делает, на него просто дети дышат».

Ещё там есть Настя. Она такая вся большая, у неё усы и борода, а на каждом запястье по деревянному браслетику: такой, знаете, как чётки, только на резинке, и из деревянных маленьких икон. Настя почти не говорит. Во всяком случае, я от неё слышала только два слова. И вот если ты там встретишь Настю ― она к тебе идёт как ледокол, рассекая воздух и толпу детей, идёт, не замечая ничего и никого, останавливается, берёт тебя за плечо и гулко спрашивает: «Болеете?»

И пока ты судорожно вспоминаешь, болеешь ты или нет и что вообще ответить-то сейчас надо, Настя как-то так рукой по тебе проводит и говорит: «Болеете. Больше не болейте!»

И всё. И идёт себе дальше. И хотя у меня в тот момент и не болело ничего, да и вообще в целом, насколько я знаю, ничем я вроде не болела и не болею, но чёрт его знает: что там за болезнь Настя-то в тебе увидела? Очень надеюсь, что если там что-то и было ― Настя это убрала. Звучит глупо, знаю, но почему-то я в это верю.

И идёте вы все дальше, на второй этаж, где у них очень уютная застеклённая терраса, там уже накрыт длинный стол, расставлены чашки, и стоят тарелочки с печеньем, конфетами, хлебом, которые ребята пекут сами, и банки с клубничным вареньем ― тоже, разумеется, из клубники с их огорода. И вот ты им начинаешь дарить подарки ― незамысловатые совсем: часики электронные, обложки для документов (им всем хочется иметь какой-нибудь документ, хоть даже нарисованный, и чтоб в настоящей обложке был), самые простенькие копеечные МР3-плееры, солнечные очки, футляры для очков... А они тоже тебе подарки дарят. И вот знаете, это далеко не детские рисунки «палка-палка-огуречик» и не непонятно что из пластилина. Они вышивают крестиком какие-то эпические вообще полотна полметра на полметра, выкладывают огромные картины-панно вроде как из мелкого бисера, но оказалось, что это не бисер, а пластилиновый шарик. Шарик размером с гречневое зёрнышко. Вы представляете вообще это? Ну ладно, я могу скатать такое зёрнышко, но не такое ровное, и сначала я весь пластилин пальцами раздавлю. А там панно из нескольких тысяч вот таких зёрнышек! Мне кажется, там каждый из них может через замочную скважину обои в квартире поклеить.

И к слову о картинах и обоях. Там есть Миша. Миша вообще никогда и не был умственно отсталым, была в детстве задержка развития, но он быстро всё догнал, Миша официально признан и медиками, и судом дееспособным, но живёт в интернате, потому что у него, как это правильно сказать-то... Официально его диагноз звучит как «Тяжёлая аномалия развития верхних конечностей», а если неофициально, то Мишины ручки можно назвать рудиментарными. И вот вы не представляете, ЧТО Миша делает этими ручками. Всё. Он делает ими всё, чего в нашем мире не умеет делать половина мужиков с нормальными руками!

Он делает ими ремонт, красит и штукатурит стены, клеит обои, великолепно готовит, печёт пироги, собирает из подручных материалов какую-то технику, самодельные антенны, усилители, какие-то приборы, но самое главное ― Мишка пишет картины. Талантливые, красивые, и пишет он их как умеет. Его никто не учил. А ещё Мишка ― фанат Дениса Майданова. Такой преданный и страстный, что это не может не растрогать. Поэтому мы, ничего не обещая Мишке, нарыли телефон Дениса Майданова, ну и написали ему в ватсап. Рассказали про Мишку и попросили записать для него видеообращение. Попытка-то не пытка. Нет так нет. Ну а вдруг да?

В воскресенье мы ему написали. Он прочитал и ничего не ответил. А мы как-то вот и не расстроились даже, потому что изначально губу и не раскатывали. Мы к детям на два дня приехали, и вот весь понедельник мы были у них, во вторник тоже, и вот уж семь вечера, пора в Москву выдвигаться, 600 км всю ночь ехать, с ребятами прощаемся ― и тут приходит видео от Майданова!

Я вот не знаю, как вы орали в воскресенье, когда наши в футбол выиграли, ― мы всё пропустили, потому что в Шимск ехали, но во вторник мы однозначно орали не хуже и не тише. Аж детей перепугали до смерти. Мишки в интернате сейчас нет, он где-то под Питером в каком-то учебном центре для инвалидов сейчас учится на мастера по керамике, поэтому мы ему отправили видео от Майданова в ватсап и попросили нам потом перезвонить. И стоим, на часы смотрим в нетерпении. Через пять минут видеозвонок: во весь экран Мишкино лицо, он сказать ничего не может, в словах путается, смеётся, слёзы рукой вытирает и говорит: «Блин, я сейчас не могу слов подобрать правильных, мне это всё нужно переварить, но я уже думаю, как я вас буду благодарить! Девчонки, давайте я вам что-то из керамики тут сделаю или картину подарю? Нет, это ж мало как-то... В общем, я придумаю, как вас отблагодарить. Спасибо вам, у меня чуть сердце не встало».

А мы ему в ответ: «Мишкаааааа!! Не надо никаких картин! Ты вот щас просто лицо своё не видишь ― а это такая картина, что нам другой благодарности и не надо. Мы ж и сами не рассчитывали, что у нас что-то получится, поэтому рады не меньше, чем ты».

И поехали мы обратно в Москву. Только от их ворот отъехали, а уже в календарь смотрим и прикидываем: когда в следующий раз сюда поедем? В конце июля? А пораньше не получится? Давай как-то вот пораньше, а? Я без них полтора месяца не смогу. А что мы им повезём?

И вот всю дорогу до Москвы ехали и придумывали новые подарки и сюрпризы для своих друзей из Нарнии. Хотя мы точно знаем, что, даже если мы приедем к ним вообще без подарков, всё равно мы будем для них «самыми родненькими». Как и все они ― для нас.