Про Авраама и кота в мешке
22.10.2018
1160 просмотров
Найдено в Интернетах

Автор: протоиерей Сергей Лепин

Следуя за Христом, мы знаем, от чего отказались, но что же нас ждет впереди? Есть ли что-то в этом мире из того, на что можно было бы, помножив на 100, указать как на то, что нас ждет в раю? Нет. А почему сатана может показать то, что он даст нам, если мы, пав, поклонимся ему, а Бог ― нет? Да потому, что Бог не хочет извращать идею блага нашими о ней представлениями.

Ад ― это то, что избрал человек вопреки тому, что ему предложил Господь. Бог уважает наш выбор. Это соображение очень сложно натурализировать в категориях пространства, времени, действия и пр. Но... я готов предположить, что в будущем каждый получит то, что хотел, ― только не каждый этому будет рад.

Ад ― это разоблачение всех наших желаний и их исполнение в непредставимых (но иногда ― в предвкушаемых) условиях вневремения инобытия. Можно всю жизнь себе в чем-то отказывать и за всю жизнь так и не захотеть ничего другого... Вот не ест человек мяса в среду, облизывается и думает, что этим спасется: в раю-де жратвы завались. Признайтесь, что очень часто наша «аскеза» имеет такую же логику: «отказаться от чего-то одного, но малого, чтобы потом получить то же самое, но больше» или «раз здесь совсем не перепало, то ТАМ…». А потом вспомните, что в раю Бог обещает, по сути, только Себя. Сравните свои мечты с видением будущего рая, описанным в Апокалипсисе: «И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба... Среди улицы его и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов. И ничего не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нём, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лицо Его, и имя Его будет на челах их» (Апок. 21:2; 22:2–4). Вот и всё! Вы уверены, что ваши стремления и желания совпадают с этим предложением? Может, есть смысл говорить о том, что кто-то сам не пойдет в рай, а не о том, что его туда не пустят? Уверен, что кое-кто не окажется в раю именно по той самой причине, по которой они до сих пор не оказались (и не окажутся) в Церкви. Рай и ад ― оба начинаются на земле, а цель не в том, чтобы себе отказывать в чем-то (это средство), а в том, чтобы захотеть чего-то совершенно другого.

Вот Авраам, например, поверил Богу, и это вменилось ему в праведность (Рим. 4:3), и он наречен другом Божиим (Иак. 2:23). Когда приводится пример Авраама, как правило, подразумевается его преданность, послушание, жертвенность. И здесь уместно было бы поговорить о том, в чем заключалась эта жертвенность, что ИМЕННО было принесено Авраамом в жертву.

Конечно, это сокрушенный дух и сокрушенное сердце. Да. Трудно представить себе, с какой готовностью он уходит из Харрана. Он знает, что он оставил в доме отца своего, но он совершенно ничего не знает о том, что ему будет даровано. Он не знает, куда идет (Евр. 11:8), но идет, оставив всё, что у него было до этого, теряя в пути дорогих ему людей. Он просто поверил. Его путь в Харран прообразует и наш путь ко спасению. Все мы знаем, от чего отказались, когда выбрали Христа и согласились следовать Его призыву, хотя по немощи, вероятно, многое из того еще кажется для нас манящим и соблазнительным. Но знаем ли мы, что нам дает взамен Господь? Рай, Небесный Иерусалим, Вечная Жизнь, Прощение, Спасение…

А что всё это такое? Это то, что Павел однажды, будучи восхищенным, называет неизреченным, непересказуемым (2Кор. 12:2) ― скажем просто, непредставимым. Наши представления о рае еще более скудны, чем представления Авраама о той славе, которая откроется ему в его потомстве в далеком будущем. В этом соблазн зла: дьявол ― очень хороший менеджер, его предложения всегда просты, понятны и реализуемы сиюминутно: всё ЭТО дам Тебе, если, пав, поклонишься мне… Но известно ли вам, дорогие друзья, что-нибудь о том, на что Бог, указуя рукой, мог бы сказать «вот ЭТО я дам тебе»? Нет, ибо вера есть уверенность в невидимом (Евр. 11:1). Бог не хочет ограничивать Свою беспредельную любовь к человеку конечными человеческими представлениями о любви, поэтому Он дает нам не то максимальное, что мы можем представить, а то, что Он желает нам дать, ― то, что и на ум и сердце человеку не приходило и прийти не может.

Царство Божье уподоблялось разным вещам, как в самом Писании, так и в трудах многих проповедников, но здесь я его уподобляю коту в мешке. Только вера и ничего более не способно оправдать наш риск и подвигнуть к заключению завета (договора или сделки ― как еще можно перевести это слово) с Богом у купели Крещения. Никакая земная перспектива не способна придать подобного рода ва-банку хоть какой бы то ни было смысл. Здесь и известное всем вам «пари Паскаля», и здесь же, если позволите, экзистенциалистский «риск верить».

Дал ли Бог землю Аврааму? Ни на стопу ноги! (Деян. 7:5). И это еще не всё: «Сказал ему Бог, что потомки его будут переселенцами в чужой земле лет четыреста… (Деян. 7:6)». Много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь (Пс. 33:20). Но избавление это эсхатологического плана: «Авраам, долготерпев, получил обещанное» (Евр. 6:15). «Ни на стопу ноги» Деяний кажется противоречием относительно «получил обещанное» послания к Евреям. Кажется.

На какого рода избавление рассчитывает Авраам, когда ведет своего сына Исаака на заклание? «Я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам», ― говорит он двум своим слугам, восходя на гору. Как он думает вернуться? К сожалению, автор послания к Евреям не дает нам исчерпывающих объяснений даже тогда, когда пишет: «Ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить» (Евр. 11:19). Стоит обратить особое внимание на последние стихи 11-й главы: после перечисления скорбей верующих говорится: «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. И все сии, свидетельствованные в вере, НЕ ПОЛУЧИЛИ ОБЕЩАННОГО, ПОТОМУ ЧТО БОГ ПРЕДУСМОТРЕЛ О НАС НЕЧТО ЛУЧШЕЕ (Евр. 11:38–40). И в самом деле, если бы Авраам, как это может показаться из 19-го стиха, думал, что ничего не теряет, то в чем же тогда была его жертва? Овен? Нет, он был только видимой формой невидимого содержания жертвы.

Этот момент является кульминацией истории Авраама. Даже в лишении его жизнь приобрела нехитрую, но весьма ценную размеренность ― как бытовую, так и религиозную (размеренности эти принципиально неотделимы в архаическом мировоззрении). Обетования, данные ему Богом, осмысленные им, породили в его сознании своего рода догматы: он знал, во что верит и на что надеется, у него зрели собственные планы на будущее. Авраам был призван на служение, но как велик соблазн захотеть, чтобы Бог послужил тебе, ― по принципу «услуга за услугу»!

Редко замечают в жертве Авраама один, на мой взгляд, немаловажный аспект. Он принес во всесожжение всё прошлое понимание своих отношений с Богом, свою «догматику», неотделимый от нее расчет на семейное счастье, свое мировоззрение ― он принес в жертву ВСЕГО СЕБЯ, а это больше, чем если бы ему пришлось пожертвовать даже своим сыном. Праотец наш принес в жертву то, что оставалось при себе, например, у мучеников, даже тогда, когда палачи, убивая их детей, тщетно пытались добиться отречения…

Бог оказался несравнимо выше того откровения, которым располагал Авраам, а «догмат» оказался для него дверью в Небо, захлопнувшейся не перед его носом, как для многих из нас, а за его спиной. Догмат, вера ― это не то, что должно стоять между Богом и человеком, ― это то, что должно их соединять. Вера не может служить панцирем каких-либо гарантий, успокоением.

Я не верю в ту веру, которая является решением всех проблем; вера есть все эти проблемы жизни вместе взятые. Она ― сама жизнь.