Источник: Специально огороженный
Мы стали теми, о ком нас предупреждали святые отцы.
Pre-dictio
В своей ссоре с Богом и собой я, что само собой разумеется, поссорился почти со всеми дорогими мне людьми, которые находились в зоне прямого доступа. Нет, я мог бы и больше смочь, правда, но я сейчас мало до кого могу дотянуться лично, а хорошей ссоры через интернет не получится. И все эти люди, и религиозные и нет, перед тем как послать меня в пеший эротический маршрут, говорили мне примерно одно: что меня снедает гордыня.
Ну гордыня так гордыня, думал я, удаляясь с гордо поднятой головой из жизни очередного некогда близкого человека. А когда уходить одиноким и непонятым стало неоткуда, решил немного разобраться с тем, что же мне собственно предъявляли.
DICTIO
Primo
Разбирался я, конечно, сначала эмоционально, то есть грустно и в одиночестве, вливая в себя по ноль семь в день и произнося пространные эмоциональные монологи мизантропического содержания. Не помогло, стало только хуже.
А уж потом я начал разбираться привычным образом, то есть анализируя.
Итак, шаг первый. Раз гордыня грех, значит, она присуща только человеку (правда, еще есть Сатана, но он пока вынесен за скобки). Раз я вляпался именно в нее, значит, что-то явно не так с моим представлением или о человеке как таковом, или о себе как о человеке.
Шаг второй. От какой печки, от какого представления о человеке будем плясать? Точнее, какое именно представление о человеке мне поможет разобраться? После того как перебрано было много, решил остановиться на труде Мартина Бубера (экзистенциального философа и хасида) «Два образа веры», подкрепив его «Быть или иметь» Фромма (этот в представлениях не нуждается).
Так как Бубера читали не все, остановимся на минуту. В чем суть его книги? Есть два регистра человеческого бытия, точнее два мира пребывания: мир Ты и мир Оно. Мир Оно обладает связностью в пространстве и времени, мир Ты – нет. Пример: бургер мне важен только тогда, когда я голоден, и только там, где я могу его съесть, а вот маму я люблю всегда и везде. Мир Оно Бубера сходен с миром Обладания/Имения у Фромма. Другими словами, есть некая вещь, которой ты пользуешься и к которой относишься из регистра пользы (некоего четко измеримого блага), а есть человек, который тебе важен, хоть пользы от него никакой, но он тебе дорог и ценен. Поясню на примере. Есть анекдот про то, как некий банкир доказывал судье, что ребенка после развода надо оставить ему, а не его жене. Аргументировал он это так: «Ваша честь, если вы бросите монету в автомат с колой и автомат даст вам банку напитка, то нелепо пытаться считать эту банку собственностью автомата, она ваша и только ваша».
Надеюсь, что вышло достаточно выпукло и понятно. То есть мир Оно – это мир вещей и людей, к которым относятся как к вещам: мир пользы, мир четкого времени и конкретного пространства. Мир одного субъекта и окружающих его объектов. Мир Ты – мир диалога, мир бесполезной важности, мир во многом вневременной. Так вот, согласно мысли Бубера, мистика и экзистенциалиста, мы можем увидеть других людей и себя как людей, только пребывая в мире Ты. Ты проявляешь свое человеческое, выступаешь как человек, только находясь в процессе диалога. Иначе говоря, ты видишь себя только в глазах Другого и иного зеркала у тебя нет, а вот по тому, какого Другого ты себе выбираешь для диалога, ты и можешь судить о себе. При этом диалог здесь понимается предельно широко. Ты можешь быть в диалоге с автором читаемой книги (хоть он и умер сто лет тому), с возможным зрителем картины, которую ты пишешь, с миром людей, создавая архитектурный шедевр. Но фишка в том, что если мир Оно у нас всех примерно одинаков, то мир Ты уникален, как и каждый из нас. Только находясь в мире Ты, ты актуализируешь именно свое, подлинно человеческое.
И завершу эту часть цитатой самого Бубера: «Человек не может жить без Оно, но кто живет только с Оно, тот не человек».
Secundo
Что подумал я, развивая у себя в голове мысль Бубера: если мир Ты – мир диалога, в котором важно как услышать, так и быть услышанным, то мир Оно – мир монолога, где важно только быть услышанным, мир использования. Ты передаешь свою волю аппарату с газировкой, он тебе передает напиток – ты услышан, с тебя довольно.
Так вот, теперь мысль, к которой я так долго шел, а поэтому так долго подводил вас (спасибо, если дочитали до этого места).
Гордыня начинается с такого искажения в мышлении, когда ты, пребывая в мире Оно, свято уверен в том, что живешь в мире Ты.
Это была мысль. Теперь буду ее разворачивать. Ты фактически пользуешься людьми вокруг тебя, думая, что ты с ними в диалоге, но ты стопроцентно монологичен. Ты не слышишь. В прямом смысле. Но тебе кажется, что слышишь. Ты не видишь чужой боли, не ощущаешь чужой заботы, что логично: они же не вызваны твоим действием как субъекта, значит, ты просто не способен это увидеть и услышать. То есть ты живешь в мире одного субъекта, реакциями, которые ты сам вызываешь. А вызывать ты хочешь только те реакции, которые тебе приятны. Ты, разумеется, очень хочешь, чтобы тобой восхищались и тебя обожали, по этой причине ты стараешься быть крутым. Но люди не всегда хотят находиться в ореоле твоего небесного величия. Иногда им важно, чтобы и их услышали. А ты просто не можешь. Точнее, не так. Формально ты все делаешь типа правильно, но это не работает. Потому что формальность есть принадлежность мира Оно, а мир Ты находится за этими границами.
Людям становится больно от того, что их просто не слышат, они тебе про это говорят. И это, само собой, вызывает твою злость. Как же так, ты же все делал правильно, а тебе предъявляют, за что? От такого к себе отношения люди впадают в легкий ступор и стараются оградить себя от тебя. Что понятно и логично: ими пользовались. Но тут следующий черт из табакерки: ты уже привык, и жестко привык, получать. Получать ну хоть какую-то реакцию на себя. Ты не получаешь восхищения, а игнор тебя не устраивает. Что остается? Несложно – ненависть. И ты начинаешь ее старательнейшим образом к себе вызывать, просто пытаясь утверждать свою (и только свою) субъектность. Не, добрые люди не против поскандалить разок с некогда близким человеком, но если скандал ничего не решает, а просто пытается превратиться в формат общения, тогда просто они не дают себя насиловать, и игнор становится тотальным.
Но тут черт из табакерки номер три. Ненависть – чувство такое же яркое, как и любовь, но живет в сердце дольше, то есть ей проще кормить свою ложно понимаемую субъектность. А еще ей, как онанизмом, можно заниматься в индивидуальном порядке. Я знаю, о чем говорю) Можно выпивать литр и в процессе рисовать картины страшного: что все планируют сделать тебе, что ты сделаешь им всем... Отлично выходит. Правда, в таком режиме очень быстро начинает тянуть на суицид. Реально, отшибает страх смерти.
Post-dictium
И вот понимание того, что умереть не страшно, и заставило прекратить бухать и начать думать головой. Кому не страшно умереть? Святому и мертвому. Подозревать себя в святости у меня причин не было. Значит? Значит, возвращаемся к началу и середине текста, к цитате Бубера: «Кто живет в мире Оно, тот не Человек». Раз мне не страшно умирать – следовательно, я уже живой труп, я попал в мир Оно и не заметил этого. Точнее, заметил, но поздно. Значит, пора выбираться.
Как? У меня есть один проверенный способ – святой Розарий и новенна Богородице, Развязывающей Узлы. Это работает. А бухать – не работает.
P.S. Благословляю маленький город, в котором живу. Ведь в большом городе, рассорившись со всеми, можно было просто найти каких-нибудь других людей, чтоб чесать о них свою лже-субъектность. Кстати, я уже сто раз так делал, если подумать.
Заключение: Смирение = гордыня наизнанку
